Пиапон не знал, как избавиться от этих выпивок с раннего утра. Разве что вставать раньше стариков и уходить из дома — но куда? Однажды он все же поднялся раньше стариков. Солнце только что показалось из-за горизонта, в городе еще было пустынно, и Пиапон не знал, куда ему пойти. Как ему в это время хотелось, чтобы рядом оказалась своя оморочка, острога, тогда он знал бы, куда ехать и что делать. «И что только делают люди в городах? — думал он. — Торгуют торговцы, покупают покупатели, одни возят людей, продукты, другие варят еду, веселят народ, а остальные люди что делают? Столько в городе людей, все ходят, бегают туда-сюда, а что они делают, чем занимаются, как еду добывают? Не поймешь».
С такими мыслями он дошел до окраины города, где ютились кособокие фанзы, где голопузые ребятишки, точно как в Нярги, купались в песке и в пыли. Черные от солнца и пыли, мужчины и женщины копались в маленьких огородиках, перебирали руками каждое растение, выдергивали сорные травы. Они походили на трудолюбивых барсуков.
Вдруг Пиапона окликнул высокий худой старик, у которого на подбородке каким-то чудом сохранилось с десяток длинных белых волос. Старик обратился к нему по-маньчжурски.
— Ты, наверно, приезжий? — спросил он.
— Да.
— Амурский? Нанай?
— Да.
Старик опустился на мягкую траву, пригласил и Пиапона сесть. Пиапон вытащил кисет и предложил старику. Закурили.
— Ты маньчжур? — спросил Пиапон.
— Не знаю сам, кто я. Маньчжур спросит, отвечаю — маньчжур, китаец спросит, отвечаю, китаец. Мне все равно.
— Как же так?
— Если бы мне сказали — назовись солоном и ты богато заживешь, земли у тебя будет больше, дом будет хороший, я бы не стал задумываться, назвался бы солоном.
Старик сердито запыхтел короткой трубочкой. Пиапон оглядел старую фанзу с почерневшей соломенной крышей, огороженный лоскуток землицы, где росли овощи.
«Выходит, у него земли больше нет? — подумал он. — Так как же так? Вон сколько ее кругом, разве он не может там посадить свои огурцы, капусту?»
Пиапон вспомнил привольные луга на Амуре, ароматную тайгу, и ему захотелось похвастаться перед стариком тем, что он, Пиапон, никогда не ощущал нехватки земли, где ступала его нога — там и была его земля. Потом он подумал, что это будет не совсем хорошо с его стороны, и спросил:
— Ты только на земле работаешь или еще рыбу ловишь, охотишься?
— Я только в земле копошусь, больше ничего не умою делать. Неудачливый я человек. Когда раньше маньчжурам лучше жилось, мне ничего не досталось. Теперь тоже ничего. Потому я говорю, кто бы я ни был — китаец или маньчжур, — мне все равно.
