— А-а, тут еще и надпись есть! Ну как, не зря я вас сюда привел? — раздался у них за спиной голос Эвиката.
Флавий, все еще сидевший перед алтарем на корточках, с улыбкой поднял лицо:
— Не зря. Но с таким же успехом это можно было сделать на сытый желудок.
— Пища готова, — ответил Эвикат. — Теперь можете наполнить ваши желудки.
Судя по всему, у него были свои причины для такой таинственности, но, опять же судя по всему, он не собирался ничего объяснять до поры до времени. И лишь когда они уселись вокруг котла с готовящейся похлебкой, уже после того как расправились с масляной лепешкой и полосами копченой оленины, Эвикат заговорил:
— Зачем я привел вас сюда, к валуну? Не все ли равно, какой предлог выдумать. Важно было привести вас сюда и показать причину… тем, кому это очень интересно.
— А почему именно сюда? — не отставал Флавий.
— Даже пикт не спрячется в низкой траве и не расслышит из ивняка, что говорится около камня. В Олбани мало таких мест, где ты знаешь, что за скалой или в вереске не прячется коротышка пикт.
— То есть тебе надо что-то сказать нам так, чтобы никто не подслушал?
— Да, и сказать вот что… — Эвикат отрезал лоскут сушеного мяса и бросил его любимой собаке. — Слушайте и внимайте. На Валу и к северу от Вала рыщут люди Аллекта.
Юстин, который только собрался положить в рот кусок лепешки, уронил руку на колени, Флавий невольно вскрикнул:
— Тут? Да что ты говоришь, Эвикат?
— Ешьте, ешьте. Глаз видит дальше, чем слышит ухо. Да, я говорю то, что знаю. В Олбани появились люди Аллекта, они заводят с пиктами разговоры о дружбе, дают обещания — и требуют обещаний взамен.
— Какие обещания? — Юстин отрезал тонкую полоску от мяса.
— Они обещают пиктам помощь против нас, дальриадов, если раскрашенный народ поможет Аллекту свергнуть императора Караузия.
Наступившую долгую тишину прорезал пронзительный крик сапсана в вышине.
— Выходит, мы все правильно угадали про Аллекта. Выходит, мы были правы! — произнес наконец Флавий с еле сдерживаемой яростью.
— Вот как? — отозвался Эвикат. — Я ничего про это не знаю. Но уверен в одном: если ему удастся свергнуть Караузия, это будет означать гибель для моего народа. — Он вдруг замолчал, как бы с удивлением прислушиваясь к собственным словам. — Мой народ… Это говорю я, человек без племени и без родины. Видно, я все-таки храню в сердце верность моему племени.
— И что же, неужели раскрашенный народ согласится? — спросил Юстин.
— Чует мое сердце, согласится. Испокон веков между пиктами и моим племенем была вражда и недоверие, пока Караузий не заключил договор. Благодаря договору вот уже семь лет у нас мир. Но раскрашенный народ боится нас, потому что мы не такие, как они, и еще потому, что на западных островах и среди береговых скал мы стали сильными. А когда пикт боится, он ненавидит.
