«Живой бог» отпустил рукоятку бесполезного уже меча. Но не успел схватить новое оружие. Проследив за взглядом противника, пастух первым метнулся к «амазонке» и подхватил с земли хорошо знакомый предмет. Серп блеснул на солнце, рассекая по косой воздух. Делайс услышал свист у своего уха. Нетрудно было просчитать дальнейший путь изогнутого клинка от щеки через шею до ключицы. Царь уже почувствовал, как сглатывает собственную кровь. И тут закричала Бреселида. Истошно, без слов. Было ясно, что всадница испугалась именно за него. И именно ему желает победы.
За сотую долю секунды до того, как Серп коснулся вспотевшей кожи царя, Делайс почувствовал, что его время непозволительно растянулось по сравнению со временем противника. Он успел перехватить Фарнака за кисть и развернуть лезвие Серпа острым концом к врагу. Так что вся сила, вложенная пастухом в удар, пришлась на его собственное тело.
Серп погрузился мягко. Почти без препятствий. Лишь в самом конце чиркнув по позвоночнику. Его тонкий, как у иглы, рог показался из спины Фарнака, как раз когда царь отдернул руки от рукоятки, потому что на нее густой струйкой побежала кровь. Он слышал, как кричит Бреселида. Теперь уже не испуганно, а безнадежно и протяжно. Как воют бабы над телами убитых солдат. Она оттолкнула его, наклонилась, схватила пастуха за руки. Но тот был уже мертв. Он умер сразу, как только Серп коснулся его тела. Еще до боли. Даже до раны. Словно кто-то вынул душу из его груди.
Делайсу же в лицо ударил горячий свет. Такой мощный, что царь потерял сознание. Подбежавшие охранницы лили «живому богу» воду в лицо. Старая Гикая немилосердно и без всякого почтения лупила его по щекам. Пока мертвенно-бледная кожа не разгорелась от крови. Царь открыл глаза, сделал вдох и вместе с ним втянул в себя отобранные остатки души, выдохнув чужое безумие. «Второй зрачок» еще не погас в его глазах, и он видел, как маленькой синей обезьянкой с бубенцами на ошейнике оно побежало от него, скользя над травой. Все дальше и дальше в сад богов.
«Живой бог» приподнялся на локтях и обвел глазами тесный круг «амазонок», толкавшихся над ним. Встревоженные, усталые лица. Среди них не было одного. Бреселида, которая так кричала, увидев Серп у его горла, теперь склонялась над другим телом. Ее не интересовал царь. Она в оцепенении смотрела на лицо мертвого пастуха, с которого, как вода, стекло все, что еще минуту назад казалось таким родным. Теперь оно походило на пустой дом. Было простым, даже простоватым. В нем не осталось ничего от Делайса.
