— У меня оморочка тяжелая, — оправдывался догнавший его Дяпа. — Ох и летишь ты — не угнаться.
— Не гонись, езжай как можешь. — Пиапон вложил цигарку в трубку, высек огонь кресалом, закурил. — Не шуми, за каждым кривуном кого-нибудь можно встретить.
— Далеко еще? — Дяпа нагнулся к брату, прикурил от его трубки.
— Далеко. Ты можешь переночевать отсюда за двумя кривунами, место хорошее, трехлистника много.
Братья молча курили, прислушиваясь к ночным звукам. Темень вороньим крылом прикрыла землю, закутала ее в черную ткань. Недалеко в тайге хрустнула сухая палочка под чьими-то осторожными ногами, прокричала какая-то птица.
— Отсюда поедем на мэлбиу,[19] — сказал Пиапон. — Если отстанешь — не спеши, я буду знать, где ты находишься. Услышишь крик филина, останавливайся и переночуй.
Пиапон взял в руки мэлбиу, отпустил траву и бесшумно отъехал от берега. Несколько сильных гребков — оморочка набрала скорость, и Пиапон, не вынимая мэлбиу из воды, короткими взмахами повел оморочку по еле уловимой водной дорожке. Отъехав немного, он прислушался, и ему показалось, что капли дождя стучат по цинковой крыше малмыжского торговца Терентия Салова: так громко звенели капли воды, стекавшие с мэлбиу Дяпы, когда он замахивался ими для следующего гребка.
«Очень спешит», — подумал недовольно Пиапон.
Пиапон любил ночную езду, тишину до звона в ушах, непроглядную темень, даже комары и мошки были ему в это время терпимы. Тишина, к которой он всегда стремился в жизни, как ничто другое подходила к его нелюдимому характеру, и потому он дружил с ней. А в темноте он, как говорил сам, заострял глаза, ему казалось, что, если он часто будет охотиться, глаза его станут зорче, и, возможно, даже ночью он будет видеть, как видят кошки. Пиапон так внушил это себе, что временами ему казалось, будто он и на самом деле видит в непроглядной темени деревья, даже их ветви, различает кусты.
Проехав несколько кривунов, Пиапон прислушался: в ушах звенела ночная тишина, нарушаемая назойливым писком комаров. Долго прислушивался охотник и все же уловил приглушенный расстоянием стук мэлбиу о борт оморочки. Пиапон прокричал филином и поехал дальше. В полночь он был на Лосином озере, вытащил оморочку, натянул накомарник и лег, положив рядом ружье. Усталые руки и плечи ныли, глаза сами смыкались. Пиапон засыпал, когда раздался оглушительный выстрел и, удесятеренный эхом, покатился клубком по тайге. Пиапон слышал, как пуля хлюпнула о что-то мягкое, он прикинул время между выстрелом и хлюпаньем пули: выходило, что неизвестный охотник в такую темень стрелял на расстоянии не меньше пятидесяти шагов.
