ЖАННА(помолчала). Прорезался талант и всё! Если он есть, его ведь не закопаешь. Мамуля вообще недалекий человек. В искусстве. Мамуль, читай своё? Выпей и прочитай.
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Настроение надо. Так не пойдет. Только Хайяма могу.
ЖАННА. Ну давай его. Я так люблю с детства Хайяма в мамулином исполнении. Она его часто читала. Как выпьет и читает. Какой талант актёрский зарыли, гады! Читай, мамуль. А потом паковаться.
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Потом. Таблетки приму вот. Сердце болит, сил нет.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ(смеётся). Все болезни от нервов, одна только — от удовольствия.
ЖАННА. Какая? (Тихо). Ну не пила бы, а, мамуль?
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Ну да. Ещё скажи, умница. А зачем жить?
ЖАННА(вздохнула). Ну, вообще-то, правильно, мамуль. Философично. Я тебя понимаю. Твою грустную тоску, так сказать. Выпьешь — и рай на земле, как говорил товарищ Хайям. Паковаться надо! Мама, не бросай меня. Ой, не бросай меня, мама. Да.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. А?
ЖАННА. Да так, нет. Девочки, мальчики, а? Мне что-то снилось. Забудем, а? Уезжаем. Куда?! (Плачет). Забудемся, а? Споём тихохонько, а?
Поёт шепотом, высоким голосом. Со второй строчки подхватывают Софья Карловна и Григорий Иванович.
Вспомни, мой ненаглядный! Как тебя я любила!
Мне казалось, что счастьем! Это ты, дорогой!
Неужель, моё сердце! Огонечек потушишь?!
Неужели тропинку! Ты ко мне не найдё-ёоёоёоёшь????!!!!
Долго грустно молчат, едят, вздыхают.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ(смеётся, кривой палец в воздух поднимает). Это вам не рубаи. Рубаи это — «тумбулянеже». А это вам серьёзно. Классические вещи это вам! Гы-гы-гы.
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Бренность мира узрев, горевать погоди! Верь! Недаром колотится сердце в груди!
ЖАННА. Мамуля, стопори, а?
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Не горюй о минувшем! Что было, то сплыло! Не горюй о грядущем! Туман впереди! Вот так вот вам.
ЖАННА. Да, да, мамуля, ой, туман сплошной впереди у нас, мы поняли уже посредством Хайяма. (Плачет.) Да, мамуля, думали мы, что тут будет музей поэта Софьи Карловны Сорокиной-Горюновской, а будет тут магазин или ресторан или чёрт-те что. Ой, ребята, это ужасно! Куда бедному крестьянину податься? Всё продали, всех выгнали, выселили, заселились, мы для них быдло проклятое, и мы — живи, как хотим, с голоду рабочий человек помирай ложись. Я думала — что, а оно — вышло как. Как жить простому человеку? Никак. Обдурачили, а? Хоть иди милостыню проси. Хорошо мы афоризмами кормимся, у мамы пенсия, да Гулькин нас содержит, а так бы мы — что бы мы?
