— Друзья-приятели! — Смех ее звучал как удары кувалды, забивающей железнодорожные костыли в шпалы. — И ежемесячно приносить тебе дневник с хорошими отметками по поведению, да? Каждый вечер отмечаться по телефону у Рудольфа Майера. Трясти тамбурином в Боуэри, бубенчиками брякать шутовскими… Сегодня и ежедневно на арене… Все это ради твоей дурацкой этической системы, позволяющей тебе бегать по городу с пушкой под мышкой и регулярно поставлять покойников похоронным бюро. Нет, милый, мне твои деньги не нужны. Если я беру, то что-то даю взамен…
— Вот это, например. — Я сгреб со стола маленькую вещицу и на раскрытой ладони предъявил ее Флэйм. Я не ювелир, но отличить золотое кольцо с бриллиантом — немалым бриллиантом — от полицейского наручника в состоянии.
— Да, — она вызывающе выставила подбородок, — вот это, например.
Она схватила перстень, уставилась на него, как будто не узнавая, но тут же очнулась и с маху насадила на палец:
— Вот! Это! Например! Хочешь знать, на кой ты мне сегодня? Так вот, знай: с меня довольно. Этому городу честные люди не нужны! Те же поганые шишки из полиции, которые открывали передо мной дверцы автомобилей и прикладывали пальцы к шляпам, когда я была в рэкете, оскорбляют меня при каждой возможности за то, что я честный человек. Политиканы, чинуши, краснобаи, уголовные адвокаты, которых ты… — Она вытащила ящик из стола, схватила пачку денег и швырнула мне. — Все. Я тебе ничего не должна. Я постаралась вычислить, сколько ты потратил, чтобы держать мой ум в узде честности, а мое тело… — Она отступила назад. — Что, не любо?
— Нет. Не нравится мне это. Послушай, ты ерунду городишь. «Уголовные адвокаты»… Майер, конечно?
Она засмеялась, но на мой вопрос не ответила.
— Я отведала добродетелей бедности, и они мне не пришлись по вкусу. Сейчас у меня появился шанс. И я использую его. — Глаза ее засверкали. — Мне не придется начинать все с азов. Я нашла мозг, столь же блестящий, быстрый, активный, как и мой. И я вернусь на вершину иерархии.
— Да ну? — Я вытащил окурок, чиркнул спичкой. Раскурил, затянулся. Ласка, лесть, внимание… Только будет ли толк? — Видит Бог, Флоренс, я рад, что ты не преуменьшаешь своих способностей. — Подняв обе руки, я положил их на ее плечи. Она чуть покачнулась, вывернулась, сбросила мои ладони.
Простое движение моих рук — быстрое движение всего ее тела. Движение души… Как она хороша! Я убедился на опыте, что любить ее смертельно опасно. Но на какую-то долю секунды мне вдруг стало все равно. Если я и стоял на краю бездны, то этого не ощущал. Она не таилась, высказалась без недомолвок, прямо и категорично, откровенно.
