Оона высокая, как и все ориндки, намного выше Ирины. И руки у нее длинные, с посиневшими ногтями… Но волосы совершенно светлые и гораздо нежнее, чем у Ирины. Легкими кольцами они лежали на тонкой шее. И губы были бледные.
Оона прижимала к себе охапками эти мрачные цветы, прятала в них лицо. Аромат растений возбуждал ее. Она смеялась. По-детски радостно смеялась своему ярчайшему солнцу, и белым горам, и этому горьковатому запаху траурных цветов. А он боготворил ее за этот смех, за бледное, как бы выточенное из камня лицо.
На Оринде властвовал суровый закон. Его ввели сто лет тому назад. Иного выхода не было. Каждый третий ребенок рождался уродом — двухголовые, ноги без ступней, волчья пасть, недоразвитые глаза… Человечество не могло содержать бесконечное множество уродов. Их топили.
Семьи распались. И сильные, страстные чувства иссякли. Люди сходились и расходились. Рождались случайные дети.
Но Инг любил! И видел в своей подруге всю радость мира, всю радость жизни, хотя и поруганной, но все-таки жизни. Ему было очень тяжело, когда он понял, что Оона скоро станет матерью.
И однажды…
Топили детей-уродов. Люди с закрытыми лицами в бесформенных белых балдахинах принимали младенцев из рук матерей. А потом шли по широкой дороге. Дорога, белая от пыли камней. Вдоль нее широколистые, как пальмы, фиолетовые деревья. Сияющая альфа Центавра в безоблачном небе…
И матери, отдав ребенка, бессильно опускались на землю… И тихо плакали, не то всхлипывая, не то завывая… А потом… все забывалось…
И вдруг Инг среди них увидел Оону. Она не дрожала. Ни слез, ни мольбы в глазах, только губы крепко сжаты. Она почти спокойно протянула ребенка и даже не всхлипнула, а только смотрела, как уносили ее дитя по белой дороге среди родных фиолетовых зарослей.
Дорога сворачивала налево, туда, где стояла острая скала — вершина смерти. У ее подножья бурлящий водоворот… Там, на мгновенье мелькнув своим тельцем, исчезали те, кому не суждено жить.
Вот четкие силуэты широких одеяний приблизились к повороту.
И тогда Оона дико закричала. Инг бросился ей наперерез, чтобы задержать, остановить… Но она уже далеко бежала по сверкающей утоптанной земле, нелепо размахивая руками. И ее глухой надсадный стон заполнил безмятежную синь воздуха.
А те, впереди, все так же бесстрастно, равномерно шагали. Инг бежал почти рядом с Ооной, бежал, задыхаясь от непривычно резких движений. Но в эти минуты Оона была гораздо сильнее его.
