Вот и скалы. Группа проскользнула между каменными исполинскими зубами и вышла к гладкому пологому спуску. По другую сторону высилась отвесная скала, покрытая сплошной узорчатой облицовкой из сосулек, будто когда-то вода здесь стекала водопадом. Если съехать по спуску, как с детской горки, то можно сократить время и расстояние. Единственная сложность — носилки. Эх! Сюда бы лыжи, да, где их взять? Стоп! В ранцах у бойцов должна быть полиэтиленовая пленка.
Пленка нашлась у всех и у командира в том числе. Придерживая носилки, чуть приподнимая их над ледяным спуском, группа съехала вниз без каких либо трудностей. Даже настроение поднялось. Словно в детство вернулись. Но в отличии от веселых беспечных детских забав, тут вплеталась в изгибы человеческих судеб беспощадная смерть, жестоко карающая расслабившегося, зазевавшегося весельчака. Потому разведчики лишь мазнули по лицу тенью улыбки, и, вскочив на ноги, побежали, если можно назвать бегом семенящий неровный шаг, к распадку.
Теперь тропу пробивал Романов. Было немного легче от того, что под ногами был твердый наст, но, однако, сложность возникала из-за скольжения. Спецназовцы, не сговариваясь, перешли на необычный шаг — они почти не отрывали стопы ото льда, словно к истрепанным бахилам привязали коньки.
Метрах в ста от места спуска отвесная скала, что высилась слева, сворачивала на восток. Группа повернула вдоль неприступной стены, таким образом, скрываясь от глаз преследователей.
Сил уже не хватало. Легкие разрывались. В голове гудело. Старлей оглянулся на крик. Кошмар упал навзничь, поскользнувшись на льду, и пытался встать на не подгибающиеся ноги, упираясь руками. Это у него плохо получалось — уже и руки не держали.
Романов, бросив на лед жерди, подскочил к сержанту и протянул ему руку. Кошмар посмотрел на него испуганными извиняющимися глазами, и вцепившись в командира, и наконец-то, пересилив такое привлекательное земное притяжение, встал. Он с усилием закинул на плечо ремень пулемета, будто тот весил целую тонну.
Командир группы понимал, что сил у группы оторваться уже нет. Все резервы человеческих возможностей исчерпаны досуха, остались лишь бесконечная усталость и грызущая боль, да все сильнее вырастал в измученной груди ледяной торос равнодушия к происходящему, к своей судьбе и к судьбам окружающих товарищей. Еще чуть-чуть и попадают все. Люди не роботы. Они и так сделали больше, чем могли. Это все. Предел.
