Высоко над уровнем моря | страница 41
…-На, — художник протянул Варегову вскрытый конверт с фотографией, предварительно отстучав пять раз по носу (была пятница), — Мог бы себе оставить, для коллекции.
Накануне они поцапались из-за отказа Варегова после очередного наряда сидеть за столом и полночи расчерчивать тетрадь для политзанятий командира четвертой «непромокаемо — непотопляемой имени Патриса Лумумбы, чтоб ее черти съели» мотострелковой роты, как часто именовал их подразделение замполит батальона майор Тупиков.
На носу было 23 февраля. Полк должен был его встретить в полной боевой и политической готовности. Вот Вадим сидел и строчил конспекты для офицерского состава. К двум часам ночи, при виде зашедшего в Ленинскую комнату гладкого от чифиря Камнева, он взбунтовался. За что и заработал «пробитие фанеры» — удар в грудь по пуговице, чтобы больнее было. Пуговица, как вечное напоминание об уроке, вогнулась внутрь.
После этого Камнев мирно и совершенно недоуменно развел руками и уже на словах попытался объяснить бунтарю, что тот не прав. Что точно так же гоняли его самого, и что потом и Вадим будет с чистой совестью дрючить других, поскольку с честью выдержал «духовщину». На этом стоит вся система субординации, а не только то, что называют глупым словом «дедовщина». Пусть это жестоко, но совершенно необходимо, чтобы не развалилась система беспрекословной подчиненности. Без нее армии — каюк.
Камнев не был злым. Просто с детства усвоил правила подчинения младших старшим, слабого — сильному. Подчинения слепого и порой абсурдного, ломающего личность. Единственное, что в этом порядке вещей помогало выдержать все это — вера, что рано или поздно ты сам окажешься наверху, и уже тогда починяться будут тебе.
Эти правила были в школе, на улице, В ПТУ, на заводе, а теперь нашли продолжение в солдатской жизни. Писарь искренне не понимал неприятие их Вадимом, считая это откровенной наглостью и бунтов против устоев.
Вадим с трудом вникал в философские размышления своего «пистолета». Он стоял перед писарем и качался с полузакрытыми глазами — сказывался хронический недосып. Камнев внимательно посмотрел на валящегося с ног «патрона», рассудил, что в таком состоянии тот наделает ошибок, а отвечать будет он, поэтому отправил Варегова спать.
С тех пор он в течении двух недель не грузил Вадима «личными боевыми заданиями»: присматривался со стороны, думал, с какого бока подъехать к строптивому «духу».
Протянутое Камневым письмо можно было считать попыткой к примирению.