ДУНЯ. Барыня, а барыня! Где этот кавалер живет-то?
АНЕТА. На Петербургской стороне… Как ехать по Большой Гарнизонной, так где-то, не доезжая Бармалеевой… Или от Сытина рынка по Бармалеевой… Лизка однажды его домой подвозила, рассказывала — домишко невзрачный, на женино приданое куплен, хороший-то смолоду был не по карману, а там приличный человек и не поселится… И никак они оттуда не съедут…
ДУНЯ. Барыня! Мы вот что сделаем — я до Гриши добегу, приведу его, извозчика возьмем — да и отвезем кавалера к нему на квартиру, покамест жив! Гриша его бережненько вниз снесет и усадит — а?.. А дома к нему и батюшку позовут — а?.. И пусть там его хоть исповедуют, хоть соборуют!..
АНЕТА. Ах, делай как знаешь!.. Только, ради Бога, скорее!..
Дуня выбежала вон. Анета неуверенно подошла к полковнику Петрову.
АНЕТА. Потерпи… Потерпи, миленький! Потерпи еще немножко! Все обойдется — ты только потерпи… Вон лекарь-немец бумажку дал, пошлешь к аптекарю, принесут лекарство… Обойдется как-нибудь, обойдется…
Ночь, и две женщины в карете везли домой умирающего. Мрак съел все подробности — и только видно, что полковник Петров едва удерживается, лежа на узком сидении, а Дуня с Анетой не дают ему упасть. Дуня постучала в переднюю стенку.
ДУНЯ. Гриша, Гриша! Ты дорогу спрашивать не забывай! Спрашивай — где полковник Петров стоит, который государынин певчий!
АНЕТА. Господи, дай довезти живым! Не допусти, Господи!..
ДУНЯ. Напрасно вы, барыня, с нами увязались. Я бы и сама довезла.
АНЕТА. Бумажку отдать, для аптекаря…
ДУНЯ. Я бы и отдала. Пойдут теперь языками трепать!
АНЕТА. Я только проводить, я из кареты не выйду…
Полковник Петров зашевелился, стал шарить рукой.
АНЕТА. Тут я, тут!
Анета взяла его за руку, но держать было неловко, и она соскользнула на колени.
ДУНЯ. Вот ведь горе какое… По Большой Гарнизонной уже едем! Теперь немного осталось. Это, поди, уж Копорского полка слободу проезжаем… Господи, пошли хоть какого встречнего — дорогу спросить!
Где-то на полпути к небу звучит голос взволнованной Анеты.
ГОЛОС АНЕТЫ. Господи, только бы он жил! Только бы жил! Близко к нему не подойду! Пусть со своей Аксиньей живет, пусть деток растит… Бедненький мой, только бы жил…
ДУНЯ. Как на грех — ни души! Поди знай, где тут сворачивать!
ПЕТРОВ. Аксюша, светик мой!
ГОЛОС АНЕТЫ. Господи, за что мне это? Не любила же его — а теперь, кажется, сама за него помереть готова… Баловство было, одно баловство… Лизка-дура подбивала… Да голос его ангельский в душу проник… Господи, бывало ли такое, чтобы любить за голос?
