— Грязная свинья, — прошипела побежденная Линкор. — Ты ответишь за это перед трибуналом. Я добьюсь, чтобы ты сгнил в тюрьме.
— Кусок дерьма, — решил Малыш и выпустил струю табачного сока в открытое окно.
Зарычав по-звериному, Линкор бросилась к Малышу, схватила его за уши и принялась бить затылком о край койки.
— Merde, — лаконично произнес Легионер и продолжал читать Коран.
От вулканического извержения пострадала не только Линкор. Лава лежала повсюду в палате. Даже стенные часы несколько дней шли неправильно, что говорило о том, что она попала и в механизм.
Больше клизм Малышу не ставили.
Восемь дней спустя Малыш напился вдрызг и пошел к Линкору, читавшей в своей комнате любимый роман «Двоемужница».
Поднялся фантастический шум и кавардак, в который никто не хотел вмешиваться. Дежурного врача, новичка в госпитале, в последний миг предостерегла медсестра в палате. У него хватило ума последовать ее совету и не соваться в битву гигантов.
Через час наступила полная тишина.
Мы решили, что кто-то из них убит. Когда тишина продлилась два с половиной часа, мы стали думать, не пойти ли выяснить, что произошло. Но внезапно увидели их, спускающихся по лестнице под руку. Малыш был с синяком под глазом и в невероятно чистом мундире. Сапоги его и ремень блестели, как никогда.
Линкор была в красном платье, в котором она выглядела как готовый треснуть картофельный мешок. На голове у нее была синяя шляпка с фазаньим пером позади. Даже не взглянув на нас, они шумно спустились по лестнице и пошли по Циркусвег в сторону Реепербана.
Вернулись они уже за полночь. Малыш был невероятно пьян. Линкор хихикала, как школьница. В руке она держала красный надутый шарик.
Что-то бормоча, Малыш повалился на чужую койку. Владелец ее запротестовал и был отброшен в дальний конец палаты. Малыш улыбался во сне и чмокал губами, будто сытый кабан. Запах перегара разливался повсюду.
Мориц, судетский немец, молился. Время от времени он прерывал молитву и бранил этого мерзавца Малыша.
Малыш влюбился. Поведение его было странным. Мы смеялись бы над ним, если б смели.
Было забавно наблюдать, как он готовился к выходу в город. До сих пор он смотрел на всякое мыло как на сущую ерунду, которой пользуются только дураки и неженки. Расческа являлась признаком далеко зашедшего упадничества. Точно так же он относился к духам и помаде для волос.
Теперь Малыш стоял посреди палаты, пытаясь зачесать волосы назад. Но они не ложились. Несмотря на все старания, вихор торчал вверх.
