— Честное-пречестное? — по-детски передразнила сама себя Лена.
— Честное комсомольское.
— Тогда зачем же вам сапоги?
— Друга буду искать. Может, и он в этом госпитале.
— Как фамилия?
— Слободкин. Не слышали?
— Так сразу бы и сказали. Если будете себя хорошо вести, передам записку.
— Нет, вы это серьезно, Леночка? — Кузя даже присел в кровати.
Лена решительным движением руки уложила его на место.
— Александр Васильевич!
— Леночка, буду выполнять любые ваши приказания, только дайте лист бумаги и карандаш. Умоляю вас!
— Ладно, ладно, знайте мою доброту.
— Если бы здесь кто-нибудь был кроме нас с вами, я бы непременно расцеловал вас, Леночка.
— Вы хотите, чтобы наша дружба кончилась, не успев начаться?
— Просто от радости ошалел, вот и все.
— Большой друг, наверно?
— Ближе у меня никого теперь нет. Огонь и воду вместе прошли…
— Ну, пишите, пишите, только, чур, коротко — скоро обход.
— Всего несколько слов.
* * *
Между Кузей и Слободкиным установилась такая бурная переписка, что Лена с трудом справлялась с обязанностями почтальона. Слободкин вспомнил свои лучшие дни, когда ему писала Ина и когда он строчил ей послание за посланием. Слободкин писал теперь Кузе, но все время думал об Ине, и часть его нежности невольно переносилась на друга. Кузя скоро заметил это. Он впервые ощутил всю силу любви Слободкина к Ине. Но мало было это понять и почувствовать, надо еще было сделать вид, что боль слободкинского сердца наружу не вырвалась, остается при нем. Нельзя же было обидеть друга бестактным словом. Даже имени Ины Кузя не называл в своих письмах. Но утешить его, как мог, он, конечно, старался. Он писал, что скоро они вырвутся из госпиталя, получат "крылышки". Хорошо бы, конечно, в свою родную роту, но если это невозможно, то в любую другую, только скорее бы, скорее! Нужно отомстить немцам за все — за разбитые Песковичи, за уничтоженные города и села Белоруссии, Украины, за Прохватилова, за артиллериста Сизова, за солдата, который сам себе копал могилу на своей же земле. Поборцев, Брага, Хлобыстнев, Коровушкин сейчас громят врага. "Представляешь, — писал Кузя, — как взрывают они мосты, поезда, самолеты, танки… Ты знаешь, никогда не думал, что я так чертовски завистлив. Зависть не дает мне покоя ни днем ни ночью. Завидую нашим. Всем, кто в бою".
"А у меня новость! — отвечал Кузе Слободкин. — Великая новость! Подслушал, знаю совершенно точно: скоро нас переводят в батальон выздоравливающих! Порядок! Ну а в батальоне том мы не задержимся. Там на нас крылышки сами вырастут. Между лопаток у меня уже чешется…"
