Радист недоверчиво поглядел на полковника, но возражать начальству не стал. Покрутил задумчиво ручку настройки, потом сказал:
— Теперь все понятно. Это даже лучше, считаю.
— Что именно?
— Что свой брат фронтовик в таком высоком чине. С места-то всегда все видней и понятней…
— Так как же насчет комаров? — перебил радиста полковник. — Хуже немца, значит?
— Насчет комаров, товарищ полковник, вы сами, выходит, знаете.
Всю ночь работал радист. Всю ночь слетались в палатку вести одна другой важней и серьезней.
Из-под Барановичей сообщал Поборцев:
"Сели точно в назначенном пункте. Приступаем к выполнению задания".
Из Столбцов докладывал Капралов:
"Железная дорога Брест — Москва взорвана. Связь с партизанами устанавливается".
Карицкий, Пахмутов, Гилевич один за другим радировали о том, что под прикрытием ночи они благополучно миновали заградительный огонь зениток, приближаются к месту выброски…
Маленькая палатка становилась штабом больших операций.
— Вот что значит крылышки появились! — сказал представителю Ставки радист, доложив об очередном сообщении десантников.
— Крылышки? — удивился полковник.
— Так у нас парашюты зовут. Стосковались мы по настоящим делам, товарищ полковник. Кое-чем промышляли.
— Я сам стосковался. Что поделаешь! На войне всяко бывает. Это уж вы мне поверьте. Ну ничего, теперь наверстаем. А насчет комариков вы совершенно правы. Попили они нашей кровушки. Но их пора отошла. И немцев пора отойдет.
— Отходит вроде.
— Скоро вашего большого десанта черед. Очень хорошо кто-то выразился большой десант!
— А вы-то случайно не десантник, товарищ полковник? — спросил радист.
— Бомбардировочная авиация. Два раза имел удовольствие прыгануть. Так у вас говорят, кажется?
— Точно! — обрадовался радист. — Прыгануть! А если еще придется?
— Можно и еще. Вот нога подживет маленько, и я в вашем распоряжении.Полковник легонько постучал палочкой по носку сапога.
— Ранены?
— Заживает уже. А у вас что с рукой?
— В общем-то ничего серьезного, но пока никуда не пускают.
— Выходит, мы с вами одного поля ягода, — добродушно заметил полковник.
Радист надел снятые было наушники, в палатке снова застонала, заныла морзянка — тревожно, настойчиво, требовательно.
Ночь кончается. Утро застает тарахтящий У-2 уже где-то совсем далеко за Днепром.
Сырая полутьма несется на Кузю со скоростью сто двадцать километров в час. Видит он только голову пилота перед собой и маленькое зеркальце, в которое тот наблюдает за своим единственным пассажиром. От этого однообразия, от усталости и ритмичного шума мотора Кузя засыпает.
