— Боже упаси! Откуда вы взяли?
Оттеснив Инну, Слободкин все-таки прошмыгнул в палатку.
— Ну как ты тут?
— Нормально. Вот лекарства, вот склад металлолома. — Кузя скосил глаза в сторону белой тряпицы, на которой лежало несколько осколков, похожих на антрацит.
— Значит, была операция?
— И ты туда же? Операция, операция! Да оно само из меня повылазило.
— Не верьте ему, — вмешалась Инна, — такие операции в нормальных условиях под общим наркозом проводят.
— Ну вот, теперь пошел разговор об условиях! Сказали бы лучше, что слышно. Самолеты есть?
— Самолеты, самолеты! — снова перебила Кузю Инна. — Вы же ранбольной, понимаете? Теперь уже по-настоящему, не как там.
— Самолеты есть? — повторил свой вопрос Кузя.
— Есть, — ответил Слободкин.
— Честно?
— За кого ты меня принимаешь?
— Тогда сегодня.
— Куда ты торопишься? Еще не все из леса вышли. Полежи денек-другой, все образуется, и тогда решим.
Слободкин поймал себя на мысли, что оба они действительно ни дать ни взять самые настоящие заговорщики. Инна, раскрыв рот, слушала и только всплескивала руками:
— Вы с ума сошли! Совершенно сошли с ума!…
Кузя не обращал на нее никакого внимания. Его сейчас интересовали самолеты, и только они одни.
Инна вышла из палатки, и они остались вдвоем. Кузя немедленно перешел на шепот:
— Ты не подумай, что я шучу. Сегодня же ночью меня не будет.
— Кузя, ты же взрослый человек.
— Мое слово твердое, ты знаешь. Не затем я сюда пробивался, чтобы в госпиталях отлеживаться.
— А раны твои как?
— Если пустят, как на собаке позарастают. А ты-то как?
— Так же и я.
— Сам самолеты видел? Действительно новые?
— Видел. Новые. Только что с завода. Даже лаком пахнут, — приврал Слободкин, хотя отлично понимал, что никаким лаком пахнуть самолеты не могут.
Знал это превосходно и Кузя, поэтому сказал одно только слово:
— Брехун.
— Ну ладно, не будем спорить по пустякам. Да и шутки понимать нужно. Ходить можешь?
— Сколько угодно.
— Верю, верю. Но не сейчас. Вот стемнеет, я за тобой приду. Согласен?
— Не согласен.
— То есть как это?
— Брехун. Не придешь.
— Ну не веришь — как хочешь.
— Я верю, когда правду говоришь, не верю, когда врешь.
— Я вообще никогда никого не обманывал.
— Поклянись.
— Мы с тобой не рыцари и не дети.
— Поклянись, — настаивал Кузя.
— Ну ладно, клянусь, черт с тобой.
— Вот это другой разговор. Вдвойне приятно это от тебя слышать.
— Почему же вдвойне?
— Во-первых, поклялся, во-вторых, грубо со мной говоришь.
— Непонятно.
— Только с совершенно здоровыми людьми говорят вот так, с больными нежно обращаются.
