Так случилось и в этом бою. Гранаты, ударяясь о ветви деревьев, не долетали до цели, рвались над головами своих.
Слободкин потом уже заметил, что каждый бой смывает с узкой полоски земли самых лучших ребят. В пылу сражения этого нельзя было обнаружить, даже собственной раны не почуешь. Тебе кажется, все идет как должно идти: рывок, короткая перебежка, и сосед твой, как и ты, кидается на землю, плотно припадает к ней, чтобы ловчей прицелиться, снова рвануться вперед и снова кинуться наземь, — а он, может, уже и не встанет, лежит, насквозь прошитый пулей.
Кузя где-то совсем рядом. Слободкин его не видит, но знает — он здесь.
И вдруг сквозь треск перестрелки стонущий голос Кузи:
— Братцы…
Слободкин подымается во весь рост, бежит к нему, падает рядом, тормошит товарища за плечо:
— Кузя, Кузя!…
— Ну чего раскричался? — хрипит тот в ответ. — Нога, нога вот совсем чужая… Пить…
Слободкин прижимается к Кузе вплотную:
— Больно?
— Ничего не чувствую.
Слободкин достает флягу, подносит ее к Кузиным губам. Но тот лежит так, что вода, не попадая в рот, выливается на землю.
— А ты-то как? — превозмогая боль, спрашивает Кузя.
Слободкин не успевает ответить — невесть откуда наваливается на него тишина. Сверхъестественная, совершенно необъяснимая тишина, оборвавшая бой. Только птицы щебечут где-то на самых верхушках деревьев. А ветви их распластались уже не в ночном и низком небе — в высоком утреннем. И раскачиваются там так мягко и в то же время так решительно, будто норовят стряхнуть с себя даже эти птичьи голоса, чтобы совсем стало тихо. Совсем…
Только вот где же Кузя? Куда он исчез? И что это за девушка в военной форме дремлет сидя, прислонившись спиной к дереву?
И вдруг:
— Сестра!
Он очнулся.
Это голос Кузи! Да, да, это определенно он.
— Кузя, Кузя!…
— Да тут, тут я, под твоим боком. Помолчи пока. Сейчас перевяжет тебя. Неопытная еще совсем, первую кровь увидела, — прошептал Кузя.
Лежа в высокой траве, Слободкин увидел подошедшую к нему девушку. Она принялась бинтовать ему бок. Когда перевязка была закончена, он поблагодарил, но в ответ вдруг услышал:
— Разве медикам говорят спасибо? Плохая примета. Немедленно возьмите обратно.
— Хорошо, беру.
— Ну вот, а теперь примемся еще раз за вашего Кузю. Так вы его назвали? Вот он, полюбуйтесь.
Девушка отодвинула низкую ветку орешника, и Слободкин увидел приятеля. Кузя лежал в двух шагах от него, бледный, осунувшийся, злой.
Пока девушка меняла Кузе повязку, Слободкин осмотрелся. Это место ничем не напоминало ему поле вчерашнего боя. Слободкин показал Кузе глазами на сестру, как бы спрашивая: откуда, мол? Тот в ответ только пожал плечами.
