Они снова открыли огонь, выкашивая дождем пуль всех, кто имел неосторожность появиться возле церкви. Неожиданно Кордтс заметил какую-то фигуру, которая, низко пригнувшись, пыталась обойти их с правого угла здания и бросила что-то в Брандайса.
С какой-то необычной усталой покорностью Кордтс упал на снег, надеясь, что соседняя куча бревен погасит взрывную волну. Граната взорвалась, и через секунду белой ревущей тишины он услышал жуткие крики, которые почти мгновенно смолкли.
Какое-то время он лежал в полной прострации. Несколько раз его тело сотрясли мощные конвульсии. Окружавшие его бревна, которые разметало во все стороны взрывом, укрыли от осколков и ударной волны, но не могли защитить от холода. Впрочем, Кордтсу холод в эти мгновение был безразличен. Он ничего не чувствовал.
Постепенно он начал приходить в себя, напуганный мыслью о том, что русские могут увидеть его, но не мог заставить себя двинуться с места. Через несколько секунд он все-таки поднялся и подошел к стене церкви.
Здесь он увидел лужу крови, которую высвечивали отблески пожаров. Казалось, будто она сочится из стен разрушенных домов. Кордтс поискал глазами Брандайса или Локхарта, однако так и не увидел их в темноте. У него почему-то возникло ощущение, что ни того, ни другого уже нет в живых. Он взял в руки ствол пулемета и тут же выпустил его. Затем поднял снова. Ствол был еще теплым. Кордтс нагнул голову, ощущая это тепло кожей лица. Из его глаз неожиданно потекли слезы. Совсем недавно ствол наверняка был раскален докрасна, сейчас же сохранил тепла примерно столько, сколько умирающий младенец. Ему казалось, что он ощущает некие волны жизни, исходящие от едва ли не одушевленного металла. Кордтс снова выпустил ствол из рук Теперь по его лицу текли крупные слезы, которые он поспешил вытереть прежде, чем они превратятся в капельки льда, раздражающие кожу. Он перестал плакать, едва ли осознав причины и сам факт слез. Он впервые за последние несколько часов вспомнил о раненой щеке, почувствовав, что слезинки попали ему на язык У него моментально зародилось подозрение, что рана разорвалась сильнее прежнего. Его рука была слишком холодна, чтобы чувствовать что-то, так же как и его лицо, вернее, щека. Он собрался провести костяшками пальцев по лицу, но решил больше не делать этого.
Кордтс посмотрел на какой-то знакомый силуэт и узнал Брандайса. Тот сидел, прислонившись спиной к стене церкви и вытянув голову, как будто рассматривая что-то на земле перед собой. Он был одним из немногих офицеров, которые нравились Кордтсу. Они даже как-то раз поговорили по душам, еще на Селигере.
