И так сжимает сердце дрожь,
Боль из души веревки вьет…
А помнишь, прошлою весной,
Ты в вечной верности клялась…
На хвойном ложе под сосной
Любовный мне дарила вой…
Другому — нынче отдалась.
А он — способен так любить?
До слепоты, до глухоты…
Кого в разрыве нам винить?
Поддался я… не смог убить
Того, кого так любишь ты…
И вот бегу, не чуя лап…
Теряю жизнь, теряю кровь,
Силен ли тот, кто духом слаб,
Кто предан, будто жалкий раб?
Но в ком еще жива любовь…
А кровь из этих страшных ран
Цветком душистым по весне
Вдруг прорастет, презрев обман,
И вновь, неся любви дурман,
К тебе придет. Но лишь — во сне…
Внезапно дверь комнаты широко распахнулась. От неожиданности Рейн уронил гитару, чуть не угодившую в огонь. С протяжным стоном лопнула разорвавшаяся струна. На пороге стоял Бела Фаркаш…
— Они нас выследили! — надрывно закричал он, напугав Рейна своими панически расширенными зрачками, огромными, словно два озера страха и горя. — Логан все знает!
Рейн вскочил, хватаясь за клинок, лежащий на полу подле его стула.
— Что с Людвигой?
— Она в порядке! — Бела пошатывающейся походкой подошел к столу, взял графин с вином и начал жадно пить прямо из горлышка, не ощущая ни крепости, ни вкуса изысканного напитка. — Пока в порядке. Но ищейки Логана взяли наш след и уже не отступятся…
Рейн задумчиво теребил свой гладковыбритый подбородок…
— Брат, — в голосе Белы проскользнула нотка надежды, — может, ты поговоришь с Логаном и все ему объяснишь? Он тебя уважает, и если к кому-то и прислушается, то лишь к тебе…
— Бесполезно, — негодующе мотнул волосами Рейн. — Глава чалада Падших ненавидит вас — Чистых. Ведь это ваша кровь сделала нас уродами и мутантами, навсегда вычеркнув из мира нормальных людей! Логан намеренно видит в жизни только черный и белый цвета, он и знать не хочет о существовании чего-то другого, не укладывающегося в его принципы. Если он и совершает какие-то милосердные поступки, то делает это по-своему. Он даже добро — причиняет, а справедливость — наносит…
Бела обреченно поник головой:
— Тогда мы попали в западню. Людвига ждет ребенка…
— Ребенка? — гневно закричал не поверивший своим ушам Рейн. — Ребенка?! Да как ты посмел подвергнуть ее такой страшной опасности? — Он смотрел на брата с презрением. — Как мог ты обойтись с ней столь неосмотрительно и эгоистично? Ты… — Он хотел добавить «похотливое животное», но сдержался, здраво рассудив, что оскорбления ничего уже не исправят.
Фаркаш виновато отвернулся:
