— А как вы нашли то место?
Томас посмотрел на Кару.
— Может, попробуешь еще раз? — спросила она. — Мир изменился, но это ведь не значит, что Рашель должна была утратить свою связь с Моникой?
Томас не ответил. А вдруг он ошибается? Том Хантер, неудачливый писатель из Денвера. Какое право он имеет давать советы ЦРУ? Ставки-то — астрономические.
С другой стороны, он уже столько раз оказывался прав! И с Ордой успешно сражался пятнадцать лет. Какого-то внимания заслужил, как сказал президент.
— Может, кто-нибудь объяснит, о чем речь? — спросил Грант.
Кара повернулась к нему:
— В первый раз Томаса привела к Монике его жена из снов. Рашель откуда-то знала, где ее держат. Но потом стала ревновать Томаса к Монике — поняла, что он в нее влюбился. И отказалась помогать дальше. Из-за этого-то он и не видел снов в той реальности пятнадцать лет.
— Мне нужно время, — пробормотал Бэнкрофт. — Вы любите двух разных женщин, из разных реальностей?
— Ну, это преувеличение, — поморщился Томас.
Об этом он старался не думать. Загонял мысли о Монике на задворки сознания, с той самой минуты, как пробудился от пятнадцатилетнего сна.
С чего бы ему питать к ней какие-то чувства? Да, заглянули они на пару в лицо смерти, да, поцеловала она его — в целях маскировки.
Ему нравилась пылкость ее духа, да и внешность не отталкивала. Но не исключено, что влечение к ней зародилось всего лишь из-за ревности Рашели. Может, и не было бы никакого влечения, если бы жена его в нем не заподозрила.
А уж сейчас, когда он прожил с Рашелью пятнадцать лет, исчезли и последние чувства, какие он питал когда-либо к Монике.
— Преувеличением кто-нибудь назвал бы все, — возразил Грант, — начиная с вашего предсказания насчет штамма Рейзон. Но у нас есть факты, не так ли? Поэтому давайте добирайтесь до ваших исторических книг, добирайтесь до Рашели и уговаривайте ее помочь нам снова. Я имею в виду, ложитесь и смотрите сны. — Он покачал головой и направился к двери. — Вдруг повезет, и на завтрашней встрече с президентом вам будет, что ему рассказать.
Ее опять куда-то перевезли. Куда — она понятия не имела.
Моника де Рейзон смотрела на монитор. В голове — сумятица, в глазах — резь.
Меньше суток прошло с того времени, когда ей во второй раз за эти дни надели на голову мешок, отвели в машину, а потом посадили в самолет. Полет длился несколько часов, и оказаться она могла где угодно. Хоть на Гавайях, хоть в Аргентине, хоть в Германии. Если бы удалось подслушать какой-нибудь разговор, можно было бы узнать страну по языку, но уши ей залепили воском и завязали. С определением температуры и влажности воздуха тоже не повезло — когда самолет приземлился, шел дождь, и мешок на голове промок еще до того, как ее сунули в другую машину и привезли сюда.
