— Не знаю, до чего я доберусь, но рад буду попытаться. Что бы там в его разуме ни происходило, оно требует тщательного изучения. Требует, подчеркиваю.
— Боюсь, что времени на изучение у нас маловато, — сказал Грант. — Посмотрим.
Кара вошла в лабораторию первой. Как странно — всего две недели назад она спокойно жила себе в Денвере, работала медсестрой. И вот она здесь, в компании директора ЦРУ и всемирно известного психолога, и оба ждут от ее брата ответов на вопросы о самом, пожалуй, устрашающем кризисе, с которым сталкивались когда-либо Соединенные Штаты Америки. Да и вообще весь мир.
Томас возлежал в темно-бордовом откинутом кресле. Свет был пригашен, с потолка тихо лилась оркестровая версия «Убей меня нежно». Вечер Кара провела, приводя в порядок дела: аренда квартиры в Денвере, страховые документы, тяжелый разговор с матерью, которая была вне себя от отчаяния, узнав, что Томас похитил Монику. Надо бы ее навестить, слетать в Нью-Йорк, если выпадет такая возможность. В голове не укладывалось, что они могут никогда больше не увидеться. По словам ученых, до того, как вирус начнет свою разрушительную работу, оставалось восемнадцать дней. Но на самом деле их могло быть и меньше. Семнадцать. Шестнадцать. Большей точности от симуляций не добиться.
— Значит, он спит уже три часа и не видит снов?
Доктор Майлс Бэнкрофт подошел к монитору и легонько постучал по нему:
— Попытаюсь объяснить. Если он и видит сны, то такие, которые не похожи ни на что, с чем я сталкивался. Нет быстрой фазы движения глаз. Нет перцепционной деятельности мозга, нет изменений в температуре тела. Он крепко спит, но сновидения его скрыты.
— Значит, общая запись сновиденных паттернов и обратная подача…
— Не действуют, — закончил психолог.
Грант покачал головой:
— А с виду он такой… обыкновенный.
— Он совсем не обыкновенный, — возразила Кара.
— Конечно. Просто трудно представить, что от его разума зависит судьба мира. Как-то он узнал о штамме Рейзон… и мысль о том, что в этом же разуме, неизвестно где, кроются знания об антивирусе, несколько нервирует, учитывая, что на медика Томас не учился и дня.
— По этой-то причине вы и должны мне позволить поработать с ним еще, — сказал Бэнкрофт.
Все трое переглянулись.
— Разбудите его, — попросила Кара.
Бэнкрофт мягко потряс Томаса:
— Просыпайтесь, юноша.
Томас открыл глаза.
Чудно, но теперь она и мысленно не называла его Томом. Только Томасом. Это имя шло ему больше.
— Добро пожаловать в мир живых, — сказал доктор. — Как вы себя чувствуете?
