— Как по-твоему, Адам, хороший командир был Ульянцев? — захотелось узнать, как ординарец о командирах думает.
— Хороший человек был, чувствительный. Зря не обижал. Не то что комбат…
— А семья у тебя есть? Жена, дети?
— Да как вам теперь сказать — и жинка была, и пацаненок Четыре годка должно вскорости исполниться, в аккурат на седьмое ноября. А теперь не знаю, есть семья или ее нету. Под немцем они остались. Может, все жданки прождали, может, сгинули. Кто знает…
— А из каких мест будешь?
— Минский я, с-под Столбцов.
— Откуда?! — изумился Павел.
— С-под Столбцов. А что? Доводилось в наших местах бывать? — заронясь теплом непонятной надежды, Тимчук загорелся глазами.
— Век не забуду. В сорок первом чудом оттуда живым вырвался.
…Это было жуткое зрелище. Где-то под Столбцами, на переходе из одного лесного массива в другой, остатки тринадцатого мехкорпуса, в составе которого отходил от границы и старший лейтенант Колычев, настиг батальон легких немецких танков. Немцы не стреляли.
Изгаляясь, танкисты гонялись за мечущимися в панике по всему полю красноармейцами, вооруженными лишь винтовками и пистолетами, и давили их, объятых смертным ужасом, гусеницами. Нависнув броней над сшибленным, распростертым бойцом, танк, крутанувшись, как букашку подошвой сапога, плющил и растирал оземь тела и, выцелив следующего, устремлялся вдогон новой жертве.
Павлу повезло. Сообразив, что танк в воду не полезет, он рванулся в сторону клочка камышовой заросли. С ходу влетел в какую-то заболоченную прогалину, забрался по шею в тину.
Около трехсот раздавленных, изувеченных тел осталось лежать на том кровавом поле под Столбцами.
Ночью с северо-запада пришло первое, по-настоящему осеннее, холодное ненастье. Пошел дождь. Вначале крупный, сильный, с шумом и гулом обрушившийся на расположение батальона, потом — мелкий, накрапывающий, однообразный и никлый, как все скучные и нудные, затяжные осенние дожди.
Проснувшись, как обычно, около шести часов, Павел увидел в окошке вместо привычной сереющей рассветной мути черное провальное пятно ночной темени. Засомневавшись, чиркнул спичкой, высветил циферблат наручных часов: без четверти шесть. Как и должно быть. В семь — завтрак, а к его окончанию Павел намеревался быть в первом взводе у Сахно. Пообщаться с людьми, присмотреться, прочувствовать обстановку.
Помахав руками и поприседав для разогрева — помещение выстыло, пора было подумать об отоплении, — Павел побрился, привел в порядок обмундирование, собрал и поместил в полевую планшетку все газеты — на раскурку солдатам. Отдельно, чтобы не искать, положил свежий, четырехдневной давности, номер «Красной звезды» со сводкой Совинформбюро. Набил доверху, под завязку кисет махоркой. Что еще? Кажется, все.
