Избранное | страница 122



Многое зависит также и от врача. Надо знать, к кому обратиться. Когда врачом в части был Локеро, то иногда он освобождал солдат от занятий, даже не взглянув в их сторону и, уж конечно, не осматривая их. Зато на другой день он признавал симулянтами всех без исключения, даже если больной был уже при последнем издыхании. Впрочем, Локеро был почти всегда пьян. Сидел за столом с закрытыми глазами и выписывал рецепты на спирт: «Эх, ну сколько же назначить…» Когда врачом был Пиннари, от него многого можно было добиться, если вытянешься перед ним по стойке «смирно» и через каждое слово повторяешь: «господин капитан». Но когда врачом был Кони-Поллари, не помогало даже это. Он был просто зверь. Сам про себя говорил, что лечит не людей и не животных, а солдат. Он писал «годен» всем подряд. Один парень по имени Раахи единственный раз попытался попасть в лазарет, когда вот-вот должны были начаться осенние маневры. Он пожаловался на боль в животе. Кони-Поллари схватил его за горло, прижал к стене и начал молотить кулаком изо всей силы, пока тот не упал, а потом еще стал мять его руками, словно тесто. Парень орал, визжал и даже заплакал.

— Чего это ты извиваешься? Должен же я тебя осмотреть.

Затем врач хладнокровно написал: «К службе годен». И парню ничего не оставалось, как до самого конца маневров плестись по осенним дорогам со скаткой за спиной и винтовкой на боку.

Рассказ о покойнике зайце

Настало время поведать историю зайца, юного финского зайчишки, трагически погибшего во время армейских маневров, а также рассказать о тех злоключениях, которые выпали на его долю уже после смерти.

Клонился к вечеру один из дней больших военных учений. Это был теплый день на исходе лета, наполненный треском холостых патронов и дымом, пропитанный потом солдат, которые весь день ласкали и обнимали родную землю, то кидаясь на нее грудью, то нежно прижимаясь к ней животом. Теперь этот день близился к закату; к этому времени все уже наелись гороховой похлебки и теперь хрустели сухарями, сидя вокруг полевых кухонь, вытянувших свои длинные шеи-трубы. Потом те, кто был при деньгах, отправились к повозке маркитанта, чтобы побаловаться настоящим пшеничным хлебом или лимонадом и жадно затянуться дешевенькой папироской «Армир» или «Матти». Кто-нибудь обязательно покупал шикарные «Фенниа» или «Саймаа», чтобы поважничать и почваниться перед остальными: «Закурю, пожалуй, «Саймаа»! А то проклятая скатка так сдавила все тело, что грудь совсем не выносит дыма этих паршивых папирос…» Многие же очень довольны, если им достается чей-нибудь недокуренный бычок, а некоторые просто счастливы, если удается подобрать окурок, пусть даже и немного втоптанный в землю.