Ее сын, стройный и красивый, без сомнения, унаследовал материнскую кровь, истому что уже ребенком он, казалось, стремился к более приличной жизни, чем та, которая была уготована человеку его сословия; его не устраивало всю жизнь надрываться на тяжелой работе, валить и ошкуривать деревья, вязать их в плоты и гнать по реке, орудуя веслом и багром. Он отрастил густую вьющуюся челку, ходил всегда с бантом на шее, выучился подписываться красивыми завитушками и пятнадцати лет поступил в магазин помощником приказчика.
Но на торговом поприще Суло Даине — так звали юношу — не добился успеха. Слишком уж он старался походить на господина как одеждой, так и манерой поведения. Вскоре он получил расчет, и вся деревня смеялась над его бедой, все, как один, злорадствовали и судачили о странностях его характера.
Он попытался устроиться то на одну, то на другую приличную, на его взгляд, работу, однако от бесконечных насмешек и издевок его сердце постепенно наполнилось завистью и ненавистью ко всем людям. Но как бы ни бушевали в нем злоба и ярость, как бы ни переполняли его душу бессильная обида и горечь, внешне он оставался неизменно сдержанным и невозмутимым, обычная холодная вежливость ни разу не покинула его.
Шли годы, и Суло Лайне призвали в армию. И там, в каменной казарме и на желтом песчаном плацу, которые в памяти солдат навечно связаны с острым запахом пота и чувством тоски, с ощущением того, что время остановилось, с криками командиров и застревающим в горле бессильным проклятьем, именно там Суло Лайне открылось его истинное призвание, его предназначение в этом мире.
Суло Лайне стал строевым унтер-офицером. На нем изящный мундир. У него бледное и красивое лицо, четкий командный голос, напоминающий крик синицы в голом зимнем лесу. О лучшей доле не приходилось и мечтать. Теперь он мог испить до дна всю сладость мести, мог дать волю своей бесконечной ненависти ко всему человечеству. О, эта ненависть, сколько ее успело накопиться в его душе за какие-то несколько лет, и все потому, что природа наделила его не совсем здоровой кровью, нз дала преуспеть в работе и отравила его сердце горьким ядом насмешек.
Зато с каким интересом наблюдал он теперь за табуном новобранцев, прибывающих в часть. Глядя на них, он определял, кто из них кто: вот это деревенщина, неотесанные мужики, эти вот бесшабашные босяцкие щепки, а вот и господские отпрыски, уже успевшие посидеть на школьной скамье. И все они в руках у него, у Суло Лайне. Стоит ему прикрикнуть, и они замолкнут; здесь он господин, и пусть попробуют только пикнуть. Его сердце дрожало от ненависти, радости и упоения своей властью.
