И снова в бой | страница 22
Чернова вопросительно и с возмущением смотрит на Хесуса Риваса. Тот извиняющимся тоном говорит:
— Извини, но это сила инерции так подтянула меня в твою сторону!
Грос, услышав это, громко смеется:
— И кто тебе поверит? Тоже мне, нечаянно!
Все с улыбками смотрят в их сторону. Лида и Хесус краснеют. Ривас по возрасту годится девушке в отцы, но от шутки краснеет, как юнец. Опустив глаза, он начинает рассматривать кончики своих пальцев.
Все с облегчением вздыхают, когда самолет, набрав высоту, переходит в горизонтальный полет. Десантники расслабляются, достают фляжки.
Ортуньо, сидящий рядом с полковником, спрашивает:
— Можно сделать глоток?
— Да, можно и попить и поесть. В нашем распоряжении почти три часа полета.
Все следуют примеру Ортуньо.
— Помнишь, Ривас, как мы работали на ремонте моторов? — спрашивает Грос.
Тот, к кому обращен этот вопрос, не любит много говорить и в ответ лишь молча кивает.
— Если мне не изменяет память, тебе очень нравилась работа. Ты уходил с работы всегда поздно, Тебя так и называли: мастер — золотые руки…
— Я просто не люблю торопиться…
— С немцами тебе придется поворачиваться быстрее. То ли ты будешь бежать за ними, то ли они за тобой?
— Не будет такого, чтобы я бегал от них!
— Ну, а если говорить серьезно: кто тебя направил в партизаны?
— Как кто? Партия! — с гордостью отвечает Ривас.
— И все же почему? Ведь ты со своими золотыми руками мог бы принести гораздо больше пользы, работая на заводе, чем в качестве партизана…
— Я? Ты что?! Отказаться выполнить задание партии? Ни в коем случае!
Он хотел еще что-то сказать, но в это время вокруг начали рваться немецкие зенитные снаряды, а лучи прожекторов — «лизать» брюхо самолета.
И опять воцаряется тишина. Полковник поясняет!
— Проходим линию фронта по Оке.
Девушки смотрят на мужчин широко раскрытыми глазами, будто хотят спросить: «А что же будет дальше?»
В этот момент пилот бросает самолет сначала на одно крыло, затем на другое и входит в затяжное пике, а у самой земли выводит его из-под обстрела. Все крепко держатся за сиденья. В самый критический момент Мария Шаталова неожиданно вскрикивает:
— Ой, мама!
Пилот выравнивает самолет уже вне зоны обстрела. Моторы опять ровно гудят, и машина набирает высоту над оккупированной врагом территорией. Альтиметр показывает три тысячи метров.
Ривас задумчиво отодвигает занавеску на иллюминаторе и смотрит вниз. Затем встает и вглядывается в глубину темного леса. В ответ на свои мысли кивает головой, потом опять садится. Кажется, будто он что-то потерял и никак не может найти. Он просто не может долго сидеть без дела, его руки все время должны что-то делать, а сейчас делать нечего и он задумчив больше прежнего. Из состояния задумчивости его выводит полковник Медведев, который говорит, обращаясь к бойцам отряда: