Ложь | страница 47
Какое счастье. И какое заблуждение.
54. Напоследок еще несколько слов о покойнике на берегу.
Глаза Колдера — широко открытые — смотрели на айсберг.
«Помоги, — словно бы просил он. — Помоги мне».
Но айсберги неумолимо жестоки. Это убийцы, глухие и безмолвные. И холодные.
Колдер Маддокс понял бы все это.
Насколько я могу судить.
55. Как ни старайся, а у времени свои планы, оно идет своей дорогой. Я за ним не поспеваю. Отстаю — и уже совершенно не ориентируюсь в развитии этой истории. События множились, и моя попытка изо дня в день их записывать оказалась и физически, и интеллектуально неосуществимой. Я очень боюсь, что, преступив границы, не совладаю с последствиями. Но извиняться не стану. Когда у меня теснит грудь и болят плечи, я должна встать и стряхнуть неприятные ощущения — назвать их, как говорится, поименно и отмести; убедить себя, что умирать я не собираюсь.
(Однажды я несомненно рухну, не договорив этих слов. Интересно, когда? Где? Может ли человек пасть к собственным ногам?)
Я попробую идти в ногу с событиями и соблюдать порядок, хотя уже здорово отстала: то, о чем я сейчас расскажу, происходило третьего дня.
56. Холл в «АС» обставлен плетеной мебелью. Со стороны океана двери выходят на защищенную москитной сеткой террасу. В одну стену встроен большой камин. На длинных узких столах — журналы, пепельницы, лампы и пышные букеты полевых цветов в кувшинах и китайских вазах. Кувшины сохранились еще с тех пор, когда в гостинице не было водопровода, а китайские вазы — две бронзовые, остальные же фарфоровые — привез сюда кто-то из родичей Куинна Уэллса, в незапамятные времена служивший миссионером в Пекине. Несколько цветочных композиций составлены мною.
Выдержан холл если и не в подчеркнуто морском стиле, то все же преимущественно в бело-голубых тонах. Оранжевые и желтые вкрапления соединены с другими оттенками голубого — посветлее и потемнее голубых стен. Подушки на креслах и диванах пухлые, податливые, не чета всякой там поролоновой дребедени, и на поясницу кирпичом не давят. Ламп много — высокие, простые по дизайну, с плоеными абажурами. Сосновые полы застланы травяными циновками. Мебель расставлена вполне продуманно. Правда, без излишней чопорности. Только одно-единственное место здесь неприкосновенно. Горе глупышке, воображающей, что можно сунуться в тот угол, где восседает Стоунхендж. В силу давней традиции все сосредоточенные там удобства — кресла, диваны, подушки — доступны лишь аккредитованным членам сего почтенного кружка.
