— Мы хотели… Мы думали, что мы можем пригодиться!
— Это буквы-то?
Мы не какие-нибудь бессмысленные простые буквы. Мы волшебные! — скромно, но с достоинством отчетливо пискнули буквы.
— А что вы можете? — на всякий случай осведомился купец, чтоб не упустить какого-нибудь выгодного дельца.
— Если в нас поверят — мы можем все!
— А если нет?
Тогда мы не можем ничего, — сознались буковки, и некоторые даже опустили головы.
— Ну так вот, я-то в вас ни капельки не верю! — торжествующе захохотал повелитель уксусных бочонков. — Так что забирайте свои хвосты и закорючки, росчерки и завитушки и выметайтесь, откуда пришли, а то я надену сапоги, вас потопчу и разотру, как муравьев!
Видно, буквы очень растерялись, огорчились и даже обиделись — так быстро они разом исчезли с пола.
Прошли годы с тех пор, как закончил свой длинный путь Менестрель, но многие еще вспоминали о нем, помнили его звонкий голос, его знаменитое имя и даже его печальные темные глаза и волнистые кудри.
А потом еще прошли годы, и уже никто не мог вспомнить имен тех людей, которые знали и слышали певца.
Его имя стерлось без следа, остались только некоторые его баллады, которые он пел, да смутное предание, что жил некогда знаменитый Менестрель.
Теперь другие менестрели, труверы и комедианты бродили вдоль и поперек по всем дорогам королевства, даже не подозревая, что идут по стершимся его следам.
Однажды по дороге среди полей шли трое. Были они музыканты, и комедианты, и жонглеры, смотря по тому, что требовалось. Много лет они бродили вместе, никогда не расставаясь, и до того были непохожи один на другого, что даже никогда не могли найти повода поссориться.
Впереди легкой походкой шагал Трувер. В мистериях и мираклях он всегда изображал Добрых Королей, Епископов, Святых Мучеников или Ангелов с бряцающей арфой в руках.
Второй — Жонглер искусно, как никто, играл на любой флейте, дудочке, сопелке, свирели, а в мираклях представлял Волшебников, Эфиопов и языческих Великанов.
Третий — маленький карлик — Ртутти отлично дубасил в барабан, пилил смычком по виоле и умел пронзительно хохотать на разные голоса (так что всем казалось, будто хохочет не он, а тот кто стоит с ним рядом) и так правдоподобно изображал мерзких чертенят, что восхищенные зрители каждый раз после представления порывались его благочестиво побить каменьями.
Бедняга Ртутти, у которого ножки были коротенькие, плелся все время позади своих длинноногих спутников, не переставая все время скулил и хныкал.
