Впрочем, все это воспоминания, которые невозможно изложить, как и большинство им подобных. Что есть человек для самого себя, что он переживает, как созревает и растет, болеет и умирает — все это рассказу не поддается. Жизнь работающего человека скучна, интересны только жизнеописания и судьбы бездельников. Каким бы богатым ни осталось в моей памяти то время, я ничего не могу о нем поведать, ибо стоял в стороне от человеческой и общественной жизни. Только раз я ненадолго снова сблизился с одним человеком, о котором не могу не упомянуть. Это был старший учитель Лоэ. Однажды, уже поздней осенью, я пошел погулять. На южной окраине города вырос квартал скромных вилл, который населяли отнюдь не богачи, — в недорогих маленьких домиках с незамысловатыми садами жили обладатели небольших сбережений и пенсионеры. Способный молодой архитектор возвел здесь немало красивых построек, и я тоже хотел на них взглянуть.
Был теплый послеобеденный час, там и сям люди обирали с деревьев поздние орехи, в солнечных лучах весело смотрелись сады и новые домики. Мне понравились эти красивые незатейливые постройки, я оглядывал их с тем поверхностно-спокойным интересом, какой питают к подобным вещам молодые люди, которые еще далеки от мыслей о доме, очаге и семье, об отдыхе и досуге. Мирная зеленая улица производила приятное, уютное впечатление, я медленно брел по ней и, пока шел, вздумал читать имена владельцев на блестящих латунных табличках возле садовых калиток.
На одной из этих табличек значилось «Конрад Лоэ», и когда я прочел это имя, оно показалось мне знакомым. Я остановился, стал вспоминать, и мне пришло в голову, что так звали одного из моих учителей в классической гимназии. И на какие-то секунды передо мной всплыло минувшее время, оно с изумлением взирало на меня и с мимолетной волной вынесло на поверхность рой лиц, учителей и товарищей, прозвищ и происшествий. И пока я стоял, глядел на латунную дощечку и улыбался, из-за ближайшего куста черной смородины поднялся человек, копавшийся в земле, подошел вплотную ко мне и взглянул в лицо.
— Вы ко мне? — спросил он.
Да, это был Лоэ, старший учитель Лоэ, которого мы звали Лоэнгрином.
— Собственно, нет, — сказал я, сняв шляпу. — Я не знал, что вы здесь живете. Когда-то я был вашим учеником.
Он посмотрел на меня внимательней, оглядел сверху донизу, увидел палку, вспомнил и назвал мое имя. Узнал он меня не по лицу, а по искалеченной ноге, так как, естественно, знал о несчастном случае со мной. Теперь он открыл мне калитку.
