В 9-ю армию срочно выехал лейтенант госбезопасности Балакин. Рахов, а это действительно был он, рассказал, что на нашу сторону он был заброшен ещё 11 июня в районе села Кунье Харьковской области в паре с агентом, бывшим петлюровцем, по кличке Петер. Им поручили разведать наличие наших войск по реке Дон, на участке Серафимовичи, Калач, Цимлянская. На станции Боровая Николай, дабы не возбуждать подозрений напарника, симулировал отравление и настоял на том, чтобы переждать два-три дня до выздоровления у этой «хорошей тетки». Стрелочница действительно оказалась советским человеком – постояльцы показались ей подозрительными и она на следующее же утро привела домой красноармейцев.
Оказавшись среди своих, Николай очень волновался, но докладывал четко и по существу. Со слов своего «друга», абверовского лейтенанта Александра Кранца, ему стало известно, что в годовщину начала войны – 22 июня – немецкое командование начинает крупное наступление на Сталинград. В связи с этим «Абверкоманда-101-А» забросит в тылы наших фронтов – Брянского, Юго-Западного и Южного – около двухсот агентов, окончивших Варшавскую, Брянскую, Полтавскую разведшколы и курсы в Мариуполе, Волновахе и Харькове. Заброска будет производиться главным образом по воздуху на территории Тамбовской, Саратовской, Сталинградской и Астраханской областей, а также в Ставропольский и Краснодарский края. Рахов. подробно описал многих известных ему агентов, рассказал о методах их действий, паролях и экипировке.
Балакин срочно связался с Дубровиным, и тот принял решение возвратить Николая Рахова в «команду Локкерта». Там он должен был заявить, что своего напарника ликвидировал при его предложении явиться к советскому командованию с повинной.
Благодаря данным, полученным от Рахова, чекисты особого отдела фронта и управлений НКВД Тамбовской, Саратовской и Сталинградской областей только в июле 1942 г. арестовали 110 гитлеровских агентов. Ещё одна масштабно задуманная операция абвера была сорвана.
С момента ухода Рахова к немцам прошло уже больше трех недель, а мы не получали ни от него, ни о нем никаких известий. Никто из нас не хотел верить в наихудшее, хотя для опасений были основания. Ведь мы отправляли Рахова в спешке – срок выполнения его задания истек в день встречи его с Балакиным. Немцы могли заподозрить неладное и в тех сведениях, которыми был снабжен Николай: ведь их авиация вела в Придонъе интенсивную разведку и могла обнаружить расхождения с раховскими разведданными. Но особую тревогу вызывали показания его напарника – Петера. На одном из допросов – к большому сожалению, уже после ухода Николая – бывший петлюровец заявил, что Рахову немцы полностью не доверяют и его, Петера, приставили к нему.
