— Потому что женский пол очень болтлив, а надо было, чтобы это событие стало известно всем как можно скорее...
В конце прошлого века в Ярославле святительствовал архиепископ Ионафан, очень добрый и благостный старец. (Мне рассказывали, что на кладбище, где он похоронен, при копании другой могилы потревожили его гроб и увидели, что тело его — нетленно.)
Одно из главных благодеяний Владыки, оказанных Ярославлю, было возведение на противоположном берегу Волги превосходного кирпичного здания, где разместилось епархиальное училище. (Школа для дочерей клириков.) Заведение это было любимым детищем Преосвященного, он часто приезжал туда, служил в тамошней церкви... И вот однажды старцу-архиерею понадобилось уединиться. Поскольку училище было женское, то его пришлось проводить в туалетную комнату для воспитанниц... В то время, когда Владыка скрывался в одной из кабинок, он услышал, как к нему приближается одна из юных девиц. При этом она напевала:
— Не шей ты мне, матушка, красный сарафан...
— Не ходи, голубушка, здесь — Ионафан, — отвечал ей голос из-за двери.
В московских церквях до сих пор соблюдается старинный обычай — на Пасху, в Святую ночь, священнослужители множество раз меняют свои облачения.
Коренной москвич, покойный архиепископ Киприан (Зернов), в свое время объяснил мне, как это зародилось. В старое время, если умирал состоятельный человек или кто-то из его близких родственников, непременно покупался большой кусок драгоценной парчи, которой покрывали гроб, пока он стоял в церкви. Затем гроб уносили, а парча оставалась в храме, и из нее за счет родственников умершего шили два облачения — для священника и для диакона. А когда приближалось Светлое Христово Воскресение, многие именитые прихожане обращались к настоятелю с одной и той же просьбой:
— На Пасху послужите в наших облачениях...
Так вот, чтобы не обидеть никого из благоукрасителей храма, хитроумные московские попы и ввели обычай переоблачаться в Святую ночь множество раз...
Незадолго до революции в селе где-то под Старой Руссой служил батюшка. Был он человек добрый, и сельчане его очень любили. А там был известный обычай — по субботам бани топить. Ну, а после бани, известное дело: белье продай, а выпей... Вот так и пошло — в одну субботу этот мужик пригласит батюшку помыться, в другую — тот, в третий — еще... Словом, они своего священника споили. Это дошло до благочинного, потом до архиерея, и его запретили в священнослужении. Тогда мужики собрались и толпой пошли в соседнее село, к благочинному. В дом их, как тогда водилось, не пустили, хозяин вышел на крыльцо.
