Остановившись, она несколько раз коротко вздохнула. Ее глаза остановились на Катсе, в них читалась неловкость.
— Я не знаю, зачем именно нужна ему. Ему всегда… очень нравилось общество девочек. А еще мы с мамой обнаружили у него другие странные привычки. Он любит резать зверей ножом. Он их пытает, долго держит живыми, а потом убивает, — она кашлянула. — Не думаю, что он делает так только со зверями.
Вот она, доброта к детям и беззащитным созданиям, подумала Катса, борясь со слезами ярости. Всю свою жизнь она верила в образ Лека-добряка. Может, он и жертвы тоже убеждает, что делает добро, пока режет их своими ножами?
— Он сказал маме, что хочет проводить со мной время наедине, — добавила Биттерблу. — Сказал, что пришло время получше узнать дочь. Он так злился, когда она отказалась. Даже ударил ее. Он пытался использовать Дар на мне, пытался заманить в свои клетки, но каждый раз, видя синяки на мамином лице, я вспоминала правду. Это рассеивало обман, совсем чуть-чуть — и я вспоминала, что надо отказаться.
Значит, По был прав. Смерти при дворе Лека начали вставать на свое место. Лек, вероятно, многих отправил насмерть — тех, с кем стало слишком много проблем, потому что им причинили такую боль, что они начали догадываться об истине.
— И тогда он похитил дедушку, — сказала Биттерблу, — потому что знал, что мама, любила его больше всех на свете. Сказал, что будет пытать дедушку, если они не согласится отдать меня. Сказал, что доставит его в Монси и убьет на нашим глазах. Мы надеялись, что все это его обычная ложь. Но потом получили письма из Лионида о том, что дедушка и вправду пропал.
— Дедушку не пытали и не убили, — успокоил ее По. — Сейчас он в безопасности.
— Он мог бы просто забрать меня, — внезапно произнесла Биттерблу, и голос ее стал странно пронзительным. — У него есть целое войско, которое на все для него готово. Но он не стал. Это его… сумасшедшее терпение. Ему не хотелось нас заставлять — ему хотелось услышать, как мы сами согласимся.
Конечно, так удовольствие полнее, с яростью подумала Катса.
— Мы с мамой закрылись в ее покоях, — продолжала Биттерблу. — Какое-то время король нас не трогал. Нам доставляли еду, питье, воду и свежее белье. Но время от времени он говорил с нами через дверь. Пытался убедить маму выпустить меня. Иногда ему удавалось запутать меня. Иногда — ее. Он придумывал самые убедительные причины, почему я должна выйти, и нам все время приходилось напоминать себе о правде. Это было очень страшно.
