— Но…
Он ищет слова. Растерялся.
— Что вы чувствовали?
— Мне было страшно, И больно. Знаете, он меня удивил. Я даже не мог защищаться. Я был уже на полу.
— Вы не хотели отомстить?
— Но… Нет… Его наказали. Поместили в изолятор. Вы меня об этом спрашиваете, чтобы понять, мог ли я это сделать раньше… Тогда это был не я… Я его даже не знал. Я думаю, он был не в себе.
— Хорошо, — удовлетворенно говорит она, что-то записывая. — А теперь, Данте, — она пытается перехватить его взгляд, — расскажите мне о Змее.
Он отшатывается на стуле. В глазах ужас. Руки сжимают бедра.
— Змей — это далекое воспоминание, — наконец говорит он, взвешивая каждое слово. — Скверное. Вы правда хотите, чтобы я об этом говорил?
— Поймите меня. Надо быть способным воскрешать в памяти такие вещи. Нехорошо прятать их в себе. Они могут выплыть вновь.
Он с сомнением покоряется:
— Это проявление моей болезни… Порождение моего рассудка, когда он был болен. Но сейчас я на правильном пути. Я уже очень давно об этом не думаю… Я и вправду надеюсь освободиться… Но трудно быть уверенным… Как вы думаете?
Она быстро улыбается. Потом что-то записывает.
— Нас особенно беспокоят ваши жестокие фантазии, которые вы описывали во время лечения сначала у доктора Ломан, а потом у других врачей в Службе.
— Но… именно это мне приказывал сделать Змей. Я не хотел… Но теперь, когда Змей замолк, когда я смог отдалиться, риска больше нет.
— Однако вы перешли от фантазий к действию. Как раз тогда, когда вас остановили.
— Но это было раньше… Я не смог. Я не смог ей сделать ничего плохого. Я ушел до… Вы же наверняка знаете. Я не смог. К счастью… Теперь Змей — ну, как будто он умер…
Ему любопытно, что же она все время записывает.
— Я хорошо ответил, доктор? Скажите…
— Не беспокойтесь. Это нормально, что вы тревожитесь. Вы были бы рады покинуть ОТБ?
— Рад? Да… Мне страшно при мысли о возвращении в тюрьму. Но я должен отсидеть срок… Конечно, я бы предпочел все наказание отбывать здесь. Но это невозможно… Правда, доктор?
Жюльен поднимается. Данте смотрит на санитара с беспокойством. Тот жестом его успокаивает. Доктор обходит стол и протягивает Данте руку. Тот ее пожимает. Он надеется на ее великодушие. Доктор подталкивает его к выходу.
Кипящая вода словно хочет вырваться из электрического чайника, который бурлит и сотрясается, будто вот-вот взорвется. Элион берет его с подставки и, держа его довольно высоко, как это принято у хозяев пустыни, наливает бурлящую воду в три американских кружки. Сюзанна держит свою с надписью «Лейкерз», Манжин — «Чикаго Буллз»,
