– Господин Давенант очень разгорячился, – сказал Сэдлер, – позвал несколько своих друзей и соседей и подучил одного из них пойти и зазвонить в колокол у Святого Мартина. Он влиятельный человек в Оксфорде, говорят, положил глаз на шапку мэра. Когда мы попытались мирно уйти, на нас навалились добрые граждане Оксфорда. Ну, к этому времени, конечно, подоспели и наши, ну и – вы видели, что было дальше.
Лично я жалел, что госпожа Рут не нашла для его головы чего-нибудь потяжелее, чем сушеная рыба. Все же вы не можете быть гостем человека, пить его вино и громко выражать подобные мысли. К тому же, должен признаться, Вильям Сэдлер занимал меня. Насколько он был типичным студентом университета? Мои представления о возвышенной, самоотверженной природе академической жизни быстро превращались в прах.
– Вы не боитесь последствий?
– Это же была не настоящая битва, Николас. Никого не убили, как в старые дни. Просто потасовка, где дрались хлебами и рыбами. Разногласие между городом и университетом из-за какого-то пролитого вина. В любом случае, даже если бы и грозили неприятности, их всегда можно… ну, вы знаете.
Он потер большой и указательный пальцы друг о друга. К прочим обвинениям, которые я мысленно предъявлял Вильяму Сэдлеру, – высокомерию, отсутствию уважения к старшим, пьянству и склонности к бесчинствам – я добавил обвинение в стяжательстве. Я чувствовал себя старше своих лет.
Не получая особого удовольствия от его общества, я хотел было встать и уйти. Рука Сэдлера протянулась через стол и сжала мое запястье. В раздражении я стряхнул ее.
– Куда вы собрались?
– Обратно в таверну.
– На улицах еще небезопасно. Бульдоги все еще шныряют вокруг. Кроме того, вы не допили.
– Мне не хочется пить.
– Тут вас научат пьянству.
На сей раз я не смог сдержать полуулыбку, узнав строчку (это говорит Гамлет Горацио в пьесе Шекспира). Подкрепляя слова действием, Сэдлер вынул из буфета бутылку и налил себе еще.
– Да, – сказал он, – нас, может, и не поощряют смотреть пьесы, но эта была здесь популярна. Каждый студент ощущает себя принцем Гамлетом, покидающим Виттенберг, полным томной меланхолии.
– Я думал, вам, студентам, запрещено посещать театр.
– Запрет, который почетнее нарушать, чем выполнять.
– И все-таки, вам разрешают ставить собственные пьесы?
– Актерство может быть по случаю развлечением для джентльмена, но если оно становится постоянным средством заработка себе на пропитание, на него смотрят с презрением. Что пользы в нем? Какой цели оно служит?
