Обе группы настороженно остановились в нескольких ярдах друг от друга. На мгновение я подумал, не перейдут ли и они тоже или, скорее, их свита к ударам. Но то были почтенные люди, сознававшие собственное достоинство, не говоря уже о незапятнанном великолепии их одеяний. Они были здесь для того, чтобы загасить пламя, а не раздувать его. Мы вчетвером – госпожа Рут, Сьюзен Констант, Вильям Сэдлер и я – занимали очень неудобную позицию – на виду, почти посредине. Я заметил, что Вильям Сэдлер слегка прикрыл свое лицо рукавом. Я тоже испытывал смутное чувство стыда, несмотря на то что попал на это сражение с опозданием и совсем не принимал в нем участия.
Весть о присутствии двух групп властей предержащих, казалось, довольно быстро распространилась по мятежной толпе. Те, что продолжали драку на земле, поднимались, делая вид, будто случайно упали. Некоторые личности с краев спешили растаять в темноте. В одно мгновение воздух, насыщенный проклятиями и стонами, палками и летающим хлебом (а может, и летающей рыбой), опустел. Даже дикий перезвон церковных колоколов притих, пока не замер вовсе, издав последний пронзительный звук. Затем обе компании сопровождающих двинулись, как по команде, прямо в середину стремительно растворяющейся массы. Мрачного вида парень с алебардой прошел около меня.
– Пойдем! – прошипел кто-то мне на ухо.
Это был Вильям Сэдлер. Он потянул меня за камзол.
– А как же…
Но Сьюзен Констант и старая кормилица уже исчезли.
Я следовал за Сэдлером, который поспешно устремился в противоположном направлении, прочь от Корнмаркет и вниз по улице, известной как Саутгейт. Мы были не одиноки. Другие фигуры изо всех сил старались слиться с окружавшим их мраком. Из моего небольшого опыта знакомства с лондонским дурным поведением мне известно, что нужно делать, когда сталкиваешься с представителями закона, несущими большие палки. Вы берете ноги в руки. Власти, вероятно, не станут разбираться в том, кого они осыпают ударами, и на их стороне – вся сила закона. В данном случае было целых две силы закона, город и университет, а посему шансы быть битым удваивались.
Мы шли не больше нескольких секунд, как вдруг колокола снова зазвонили. На этот раз вместо взволнованного перезвона, созывавшего школяров и горожан драться на Корнмаркет, мы услышали ровный, настойчивый звук.
– Вечерний звон,[5] – сказал Вильям Сэдлер.
Я позволил ему вести себя. Что знал я об Оксфорде и его особенных обычаях? Может, здесь любого, пойманного на улице после того, как прозвонил вечерний звон, вешают, топят и четвертуют бульдоги, а может, погребают заживо под тысячами книг.
