Старший Древесняк откашлялся и в его деревянном, слегка скрипучем голосе задрожала родниковая струйка:
— Каждый день я приносил нашей возлюбленной новые изумительные серёжки, колье или браслет, над которыми работал всю ночь. Каждый день на протяжении целого года мои украшения по-новому озаряли чудесные глаза Амели, и каждый день я находил в ней новую прелесть, неведомую до тех пор.
— Каждый день я придумывал новые блюда и на серебряном подносе доставлял их Амели с жару-пылу на завтрак, обед и ужин, — вступил в свой черёд средний брат, посасывая пёрышко, которое машинально вырвал из крыла Обби. (Но она так была увлечена рассказом, что ничего не почувствовала). — Даже её повар, который потом доедал крошки, чтобы разгадать тайны моих рецептов, день ото дня становился здоровее. У него завились волосы, а щёки стали румяными. Что же говорить о нашей возлюбленной! Она хорошела день ото дня!
— Каждое утро в момент её пробуждения я пел под окном её спальни, каждую ночь она засыпала под мою колыбельную. Амели встречала день исполненная радостной силы, а ночью ей снились смешные цветные сны, — рассказал младший, мечтательно улыбаясь.
— Какая драма, какая драма! — Растроганная Обби раскачивала головой. — Любовный квадрат, одним словом…
— На самом деле это был пятиугольник, — усмехнулся старший Древесняк.
— Целый год наша прекрасная девушка принимала от нас знаки внимания и каждому из нас давала надежду, что именно его она готова полюбить на всю жизнь. Мы и не предполагали, что у неё есть возлюбленный — пятый герой этой истории!
— Но надо признаться, что и мы были неискренними. Ведь положа руку на сердца, для каждого из нас было важно не то, что Амели полюбит его. Каждому из нас важно было только одно: что именно его она предпочтёт другим братьям. Каждый из нас хотел доказать двум другим братьям только одно: я и есть самый лучший из вас.
— Надо признать, среди нас так и не оказалось лучшего, который первый бы одумался и положил конец истории. Мы все были одинаково виноваты, — покаянно сказал старший Древесняк, и братья потупили деревянные головы.
Чем внимательнее слушал Тим рассказ Древесняков, тем всё больше и больше болела у него душа за Лиходеича. Где сейчас его лихой дедушка? Не попался ли в руки к Нию? Нет, Лиходеич не такой, не должен попасться в лапы к злоденцам. Сидит, наверное, на пеньке, трёт столетние мозоли глиной, чтобы не так болели, и про него же, про Тима думает, переживает. Флакончик с его душой к маме несёт за пазухой, в тёплом надёжном месте. Щипнуло в правом глазе у Тима, щипнуло в левом. А в груди словно молоко парное разлилось, потеплело. И он с ещё большим участием посмотрел на болотных братьев, и они показались ему такими близкими и родными, ну как Данька прямо.
