Через пятьдесят девять минут теща приведет из садика юного повелителя дома, и тот не отлипнет ни на миг: почему-где-как-откуда-почему?
Затем явится из школы с портфелем в одной руке и с сумкой в другой принцесса. Она навылет прошьет глазами, точно разрывными пульками: не знаешь арифметики, так и не решай за меня задачки, потому как сегодня придется все перерешать.
Тогда зашебуршится в кухне старая, и по квартире поплывут ароматы двадцати семи специй.
Наконец, позвонив внизу и еще раз — в дверь, возникнет королева — белая, как полотно, с черными кругами под глазами, на двадцать лет старше самой себя, точно не с работы пришла, а вернулась с каторги.
Выяснится, что надо смотаться в супермаркет — то да се купить и, конечно, отволочь все пустые литровые бутыли да поулыбаться этой косомордой продавщице, чтобы наконец-то их приняла, потом набить сумку полными, а еще, как же иначе, взять шесть черных хлебцев, поскольку завоз всего раз в неделю.
Приедешь из супермаркета — вынь почту. Все эти квитанции, счета, банковские справки, письма друзей и родичей, которые, хочешь — не хочешь, придется читать и отвечать на них — тоже. Все прочее — по разным папкам, для каждого свое место, порядок, порядок прежде всего, а если нет — мало ли что, мил человек.
Вечером, когда уроки будут приготовлены и отвечено — не отвечено на сотни заданных вопросов, с восьми до двенадцати — телевизор: как все остается в семье да куда отправилось судно Онидина, да как схлопотал по мозгам некто Рокфорд, да как одного выродка загнали в угол лихие близнецы — блондин и брюнет — Хич-Кач, да какая жуть эти подвалы — английский стиль, и, разумеется, как тот обманул избирателей, а этот — правительство, и что будет завтра, и когда же, наконец, будет мир, если не война, да где сегодня забастовка началась, продолжается или закончилась, и сколько евреев искалечили арабы, да скольких — евреи, и все это никакой не импорт, а свой собственный товар.
Не исключено, что в разгар упоительного мордобоя Хича-Кача жалобно скрипнет дверь и скользнет, ни жива ни мертва, старейшая — рядовой, заступивший на вахту в пять утра и, само собой, доблестно отстоявший ее на солдатской кухне.
Потом, когда дети уснут, когда все огни будут погашены, когда зазудит жук, колотясь крылышками в оконную сетку, он еще долго будет лежать с открытыми глазами рядом со своей женой, смертельно измученной за день, притихшей, тоже без сна, коснется ее тела, и она длинными пальцами крепко сожмет его руку, и задумается он, а возможно, и она тоже, что же это такое — животная тяга, биологический инстинкт, удовольствие для подслащения дня, любовь или семейная повинность.
