Вот она, голубушка! Быстро идет вниз по переулку.
Было уже почти совсем светло, и Егор успокоился: теперь не уйдет.
Не оглянулась бы только.
На всякий случай он перемещался зигзагами. Даст ей отойти – и сделает перебежку, от дерева до крыльца, потом от крыльца до водосточной трубы.
Вот Вассер дошла до угла, повернула на бульвар.
Там было пусто, ни души, и обзор хороший. Поэтому соваться дуриком Егор не стал. Остался на выходе из переулка. Смотрел, как Вассер спускается к Трубной площади и, чтоб не терять времени, быстро-быстро тер ремень о каменный угол дома. Кажется, оставалось совсем чуть-чуть.
Дальше так, соображал лейтенант. Сбежать по спуску на площадь. Посмотреть, куда повернет Вассер. И позвонить из автомата шефу.
Черт, как надоел проклятый ремень!
Дорин уперся локтями в стену, прижал истончившуюся кожаную ленточку к углу, собрал все силы и, крякнув, рванул.
Вышла незадача.
То ли ремень держался на последнем волоконце, то ли сил у Егора осталось больше, чем нужно, но кожа лопнула, и лейтенант с размаху приложился лбом о каменное ребро дома.
Перед глазами полыхнул яркий свет, потом сразу погас и стало совсем-совсем темно.
– Гляди, горе мое, будешь учиться на двойки, таким же ханыгой станешь, – сказал где-то наверху женский голос.
Егор открыл глаза, увидел над собой толстуху с мелкими кудряшками и с ней мальчишку лет двенадцати. Женщина смотрела на Дорина с отвращением, парнишка с боязливым любопытством.
Потом мамаша дернула сынка за руку, и они исчезли из Егорова поля зрения, осталась лишь стена дома, упирающаяся прямо в голубое небо.
Ныла ушибленная голова, на лбу запеклась кровь.
Приподнявшись, Егор обнаружил, что лежит на тротуаре. Время уже не раннее, вовсю светит солнце. Мимо идут люди, неодобрительно косятся на оборванца с разбитой мордой. Одни просто морщатся, другие качают головой, а некоторые и высказываются. Народ в Москве, как известно, отзывчивый – не в смысле жалости, а в смысле что любит отозваться на антиобщественные явления.
Отзывы были такие:
– Ишь, залил зенки, с утра-то.
– Что, герой, утро вечера мудренее?
– Господи, когда только советская власть до вас, алкашей, доберется?
– Стыдно, гражданин. Появляясь на улице в таком антисанитарном виде, вы становитесь разносчиком инфекции!
Ругаться ругались, но не останавливались. Утро, все спешат по делам.
Наконец, нашлась бабка, которой торопиться было некуда. Понаблюдав, как Егор поднимается, держась за стенку, как мотает башкой, чтобы стряхнуть одурь, старушка сплюнула:
