И вдруг произошло то, чего меньше всего ожидали в этот праздничный день. В воздухе что-то тонко зазвенело, послышался нарастающий тревожно-знакомый свист, и в следующее мгновение раздался оглушительный грохот. Земля вздрогнула от разрыва реактивного снаряда.
— Ло-жи-и-ись! — зычно, перекрывая грохот взрыва, скомандовал Екимов.
Все мгновенно выполнили команду, попадав на землю. Александр, привычно, как отрабатывали на учениях, закрыл голову руками, и всем телом ощутил жаркую теплоту, исходившую от разогретой солнцем утоптанной плотной земли. Взвизгнули, пролетавшие над ним, осколки, послышался звон разбитого стекла.
За первым снарядом последовал второй, третий, пятый, седьмой… Обстрел велся из нескольких гранатометов. Взрывы раздавались на перроне, на взлетно-посадочной полосе и на стоянках вертолетов.
Щелк, щелк, щелк! Смертоносные осколки глухо и торопливо ударялись о камни, о плац, о ствол пальмы, о стену аэровокзала, разрывали алую ткань праздничного лозунга.
На левом фланге послышался отчаянный вопль, отборная ругань и стоны раненых. Полковник Чернявин и афганский начальник политотдела, словно соревнуясь друг с другом, по-пластунски, вжимаясь животами в землю, молча и торопливо поползли к спасительной распахнутой двери здания аэровокзала. За ними следовали, стараясь не отстать, замполит Корниловский и начальник аэропорта.
Раздался визгливый крик раненого барана, и ошалелые животные рванулись в сторону взлетной полосы, увлекая за собой афганского солдата, который в отчаянном страхе заорал что-то на своем языке.
В грохоте разрывающихся снарядов и противно свистящих над головой осколков, Александр вжимался в спасительную теплую землю. Всем своим существом он ощутил неведомое ранее тягучее чувство одиночества и обреченности. Животное чувство самосохранения липкой паутиной обволокло со всех сторон вспотевшее тело. Он торопливо и жадно глотал открытым ртом сухой горячий воздух, и, казалось, во всем мире не существовало силы, которая могла бы заставить его оторвать тело от этой спасительной пыльной земли.
Обстрел окончился так же внезапно, как и начался. В наступившей гулкой тишине слышались стоны и ругань.
— Петро, вставай! Петро, хоть пошевелись! — умолял кто-то своего погибшего друга.
Летный состав нехотя поднимался, люди старались не глядеть друг другу в глаза, стесняясь минутной слабости и душевной растерянности. Александр машинально счищал пыль с наглаженной рубашки. И в этот момент он почувствовал, что этот налет, жестокая реальность войны, невидимыми духовными нитями сблизила и спаяла их, таких непохожих и разных людей, слетевшихся сюда, на афганскую землю, со всего необъятного Советского Союза, и многое для них становилось ясным и простым, несмотря на то, что жизнь шла по самой грани своего бытия и никто заранее не знал о том, будет ли он жив через минуту… Беляк грустно улыбнулся, вспомнив пророческие строчки из книги, над которыми всего несколько часов назад так беспечно ухмыльнулся, а теперь и сам убедился, что рок судьбы неумолим и действительно никто не знает о том, что с ним произойдет в ближайшем будущем…
