— Видимо, не надеются бандиты на свои силы, — сказал, усмехаясь, Жмуркин. — Смотрите дальше… читайте: «А затем, когда армия пройдет дальше на запад, тогда в тылу ее начать борьбу. С советскими же партизанами вести, не прекращая, самую жестокую войну».
— Дальше, дальше! — вскрикнул Кляйн с каким–то непонятным мне нетерпением.
И мы прочли: «…отличать армию от партизан следует по внешнему виду. Армия носит погоны, а партизаны — только красные ленточки на шапках…»
— Пошли в штаб, товарищи. Эту цидулю нам надо крепко обмозговать, — сказал я Жмуркину и Кляйну.
В штабе уже прикинули наш дальнейший маршрут.
— Пора поворачивать на юг, — бормотал под нос Войцехович, сидя над картой. — Хватит пешкой да турой ходить. Ой, пора, ой, пора… — напевал он, измеряя курвиметром расстояние во все концы. — Тогда и будет настоящий ход конем. А? Шахматный, стратегический… Р–р–раз — и под Владимир–Волынский. А? — Он вопросительно поглядел на меня.
— А что это значит? — спрашиваю я Войцеховича.
Он посмотрел на меня удивленно и замолчал.
О, это многое значило. Как–никак, а мы уже отмахали на запад больше двухсот пятидесяти километров.
Шли почти по прямой немного севернее железной дороги Коростень — Сарны — Ковель — Люблин… И уперлись в Западный Буг. В каких–нибудь тридцати километрах от нас — Польша, или, как она обозначалась на картах, изданных после 1939 года, «область государственных интересов Германии».
Тут было над чем подумать.
До сих пор единственной заботой командования соединения была только военная, так сказать, чисто тактическая разработка марша. Надо было учитывать: противника — его намерения, гарнизоны, коммуникации, наличие авиации; расположение других партизанских отрядов и групп и возможность их помощи нам или необходимость помощи им с нашей стороны; длительность дня и ночи — сколько отпущено нам темного времени для марша и светлого для отдыха или боя; погоду — как идем, в снег или в дождь, в слякоть или в мороз; симпатии — нейтральность или враждебность населения… Вот, пожалуй, и все. Так мы и шли от Олевска уже одиннадцать ходовых дней. Это и был, по выражению нашего доморощенного стратега, ход турой. И вот тура почти уперлась в край доски.
Теперь в наши командирские рассуждения врывался целый ряд дополнительных, весьма неясных, скользких и деликатных соображений. За Бугом — Польша, и тут уже пахнет большой политикой. Общая обстановка в Польше была нам известна еще год назад. Во время стоянки на Князь–озере в начале 1943 года к нам являлся представитель польского подполья, некто Роберт Сатановский. От него я впервые узнал о наличии широкого польского подполья под Ковелем и Замостьем. Подполье националистское, но с освободительными целями. Сатановский предлагал нам союз и содействие, обещал сразу поставить под ружье не менее тысячи польских патриотов.
