Еще прикинули по карте, и, вскочив на коня, начштаба умчался вперед, к разведчикам. А я долго сидел на пеньке, пропуская мимо роты, и размышлял.
«…Войско у меня на вид какое–то несерьезное. Если глянуть на колонну с армейской точки зрения, прямо можно сказать — не в рейд двинулись, а на собственную погибель. Но сумели же вот эти хлопцы, галдящие в нестройных колоннах, одетые кто во что горазд, сковать в Карпатах восемь эсэсовских полков… Какой удивительный народ! Навстречу смертельным опасностям идут, а все — с шутками, улыбками, с милыми плутовскими искорками в глазах. Лишь у немногих, озабоченных текущими, постоянно требующими решений делами, сосредоточенны и суровы лица.
Можно и должно с такими хлопцами воевать и побеждать. Только думать надо хорошенько, заботиться о том, чтобы меньше терять в боях дорогих товарищей. Это — долг командира.
А комиссара?..
Его пока нет. И с заместителем по политчасти вопрос еще не решен. Годится ли для этой роли Солдатенко? Как люди его примут? На такую должность мало подбирать человека толкового, грамотного в военном и политическом отношении. Тут, кроме всех прочих качеств, необходимых командиру, требуется большая, широкая душа, чувство юмора, сердечность и вместе с тем несгибаемая воля…
Надо непременно еще понаблюдать за тем, как относятся бойцы к Солдатенко. Одно дело — личные впечатления и личные симпатии, другое — глаз и глас народа. Цымбал правильно раскусил Мыколу и правильно, мне кажется, «подает» его бойцам. Да и те вроде неплохо относятся к этому молчуну. Что немногословен он, это еще не порок для политработника. Политработа — не только в речах. Иногда одно слово, сказанное к месту и с душой, стоит самой блестящей речи. А главное — боевой опыт есть у Мыколы…»
И проезжая мимо третьего батальона, где издали, как дикий мак, на обочине дороги мелькал малиновый верх кубанки Цымбала, я кивнул ему:
— Андрей Калинович! Ты бы в пятом батальоне побывал. Народ там еще новый. Необстрелянный.
— Что? Командира надо? — с надеждой спросил он.
— Командира или комиссара… Там видно будет. Командиром у олевцев Платон Воронько.
— Я и сам приглядываюсь к этим олевцам.
— Ты им больше насчет традиций. А?..
Но Цымбал что–то не очень схватывает это мудреное слово и, растерянно хлопая глазами, молчит.
— Насчет Солдатенко… Как там, в Собычине. Ну, выговор и благодарность одним снарядом.
— Понятно. Будет сделано, товарищ командир…
К вечеру — привал в селе Глинном. В первый день прошли всего двадцать три километра. Гнать особенно нельзя, нужно дать людям и лошадям втянуться, ведь на следующий день опять марш.
