— А вы бы, хлопцы, свою красавицу на какую–нибудь постарше сменили. Сразу бы обезопасили себя на случай пересолов, — советует Тимка Арбузов, старшина из санчасти.
— Переменишь шило на швайку… Наша чистеха готовит хорошо: и вареники лепит, и картошку жарит. К тому же все может делать быстро, сноровисто… Пока, конечно, из эскадронцев никого поблизости нет… Мы понимаем, дело молодое, а все же придется какому ни на есть коннику в темноте бока пощупать, чтобы отвадить от нашей кухни…
— Напоились? Двинемся, что ли? Или еще черпать будете? — серьезно спрашивает Антон Землянка.
— Только фляги наберем. Спасу нет, до чего жажда разбирает после соленого обеда.
— Хватит вам лясы–то точить. Поехали…
Уже третий день стоим в Мосуре. Но прав был Вася — наши не засидятся. Засады и мелкие группы диверсантов вышли на коммуникации: Ковель — Владимир, Владимир — Луцк, Владимир — Замостье.
В соединении торжество: получили из Киева две отрадные радиограммы. В одной сообщалось, что капитану Роберту Кляйну Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза. Вторая была адресована самому Кляйну. Его поздравлял с высоким званием Никита Сергеевич Хрущев и желал дальнейших успехов в борьбе с фашизмом.
А тем временем адресат рыскал где–то под Ковелем…
Еще днем ординарцы, смеясь, сообщили мне, что Цымбал здорово рассказывал о боевом пути Роберта Кляйна, о подвиге, за который он был представлен к Герою. И, когда стало смеркаться, я решил наведаться к рассказчику.
Поехал верхом. Подмораживало. Над селом спускался туман. Конь скользил копытами по ледку, который местами уже проваливался.
На площади, возле церквушки, встретил Мыколу Солдатенко.
— Ординарцы говорили, что очень интересно о нашем герое Цымбал рассказывает.
— Ага, — поддакнул Мыкола. — Вот и сейчас хлопцы опять собираются его слухать.
— Послухаем и мы, что ли? Где они тут?
— Та в школе. Там у них штаб батальона. И рота одна…
Мы тихо вошли в класс, где в полутьме лежали бойцы. Только дверь в соседнюю комнату — видимо, учительскую — была освещена. У просвета толпился народ. Мыкола Солдатенко молча указал мне на горку школьных скамей, сложенных у стенки одна на другую. Я примостился поближе к печке. Напротив была разостлана солома. На соломе лежало человек двадцать. Одни похрапывали, другие курили…
— Ну давайте, Андрей Калинович, пора уже, — просили связные.
— Сейчас, сейчас, — отозвался Цымбал несколько неуверенно. Он заметил, что в учительскую вошел Солдатенко.
