Богдан, в конце концов, плюнул, и продолжать самоистязание не стал. Он вполне мог обойтись без лекций доктора. Тем более что среди людей, с большим энтузиазмом отозвавшихся на просьбу о помощи, находились Яша и Лео.
Да, мелькнула тогда у Шептунова одна нехорошая мыслишка. Конечно, благородно это — не идти на преступление, не потакать нехорошим замыслам и не нарушать законы. Но с удовольствием, тем не менее, пользоваться плодами результатов той самой подрывной деятельности. А ведь ни один, ни второй не отказывались от нового оборудования, в том числе и стоящего безумных денег супер-бупер микроскопа. Гаденький такой, малюсенький червячок грыз Дана изнутри. Нет, понятно, идеализировать кого-либо глупо, но все же… С другой стороны, его старые знакомые не пытались использовать кого-либо масштабно, на перспективу, как милая Дана. Общаться с ними тоже оказалось куда приятнее и полезнее, чем с истериком Мякишевым. Да, уж.
Возмущенная безжалостными мерами Пелева вторая группа — недовольных, устроила поначалу демонстрацию протеста, но была поставлена на место в два щелчка. После чего они тихо ворчали, но на рожон уже не лезли. Изменить ситуацию не имели возможностей, а оценить объективно не могли из-за острого дефицита информации.
Пелев же совершил акт доброй воли. После оглушительного скандала с Альбертом, когда тот обнаружил, что является тем самым 'козлом отпущения' возник начальственный вакуум. У Митьки на все не хватало ни сил, ни желания. Шауров был раздавлен, растерян, либо виртуозно прикидывался обманутым телком. В любом случае речи не шло о том, чтобы он остался на посту. Тем не менее, через три дня Пелев снова вызвал Шаурова на ковер. Когда тот, красный как рак, но со светившейся в глазах робкой надеждой выполз из каюты, стало понятно, им удалось договориться о чем-то важном. С этого момента для Дана всегда и везде горел зеленый свет. Недовольные ругались едва слышным шепотом, а довольные, надеясь на маленькое чудо, стремились оказать содействие.
Ну а Митька, наконец, смог вплотную заняться текущими делами, а именно подготовкой 'высадки десанта', как он сам это называл.
Шептунов, как загнанная лошадь, мотался из одной каюты в другую, по отсекам, уровням и специалистам. Он чувствовал себя контейнером, в который знания уже просто не помещались. Они лезли изо всех щелей, но вновь безжалостно запихивались обратно. Порой Дану просто хотелось сесть в уголке, закрыть глаза и провалится в сон без сновидений. Увы. Времени не хватало катастрофически, а планы у Митьки на Богдана задумывались глобальные.
