— Да, жаль… — задумчиво прищурившись, протянула она, — с другой стороны, на что станет похожей эта грудь лет через десять? После кучи детей. Думаю, ты будешь напоминать корову с отвисшим выменем, — мечтательно выговорила Лидо и, с деланным участием добавила, — ну, с возрастом красивее не становится никто.
Я надеялся, что через десять лет все-таки буду куратором, поэтому слова барбуски особо меня не задели, но нервы Осириса похоже сдали.
— Некоторые уже сейчас далеки от идеала, — вмешался он в разговор, и затем сухо спросил, — Лидо, ты здесь ради того, чтобы бесконечно трепать своим длинным языком? Если ты следопыт, может, пошевелишь задницей? Мы не единственные, кто ищет сокровище, будь оно неладно!
Надувшись, Лидо долго ползала в пыли, изображая активную деятельность. Осирис отозвал меня в сторонку и прошипел:
— Кайорат, ты понимаешь, что мы тащим с собой простую обманщицу? Какой она к диволу, следопыт? Я просто убить готов и ее и тебя. Отвлеки это чудовище, а мы с Пилоном съездим, разведаем.
Грусть моих глаз не растопила сердце Осириса, он безжалостно бросил меня наедине с барбуской. Вскочив на Пилона (интересно, что сам конь думал о таком непочтительном поведении), икуб исчез вдали, оставив хвост из песка и пыли.
— Бросил? Правильно, что с тобой возится? Баба всегда обуза для мужчины, — поцокав, язвительно произнесла Лидо, все еще стоящая на коленях. Что характерно, сия фраза предназначалась исключительно мне. Я молча двинулся по следам Пилона.
Так пришлось тащиться до самого заката. Как только стемнело, мы остановились на ночлег. Только солнце скрылось за горизонтом, как резко похолодало, но я не испытывал особых неудобств. Барбуска видно в силу зловредности отличалась железным здоровьем, а в темноте, похоже, видела так же хорошо, как и при свете дня. Буравя меня колючим взглядом маленьких глазок, она ехидно поинтересовалась:
— А что будешь делать, если он не вернется?
— Вернется, — сухо отверг я попытку разговора. Но Лидо не унималась:
— Кажется, ты просто надоела ему. Ну и неплохо. Что переживать? У меня тоже нет семьи, так проще жить.
— Да, кто ж тебя выдержит, — вырвалось у меня.
— Много ты понимаешь, — надувшись, Лидо демонстративно отвернулась и, слава Мио, вскоре уснула. Может, сделала вид, чтобы последнее слово оставалось за ней.
Я довольно долго вертелся на холодном песке, пытаясь загнать подальше смутные сомнения, голод и усталость. Но едва удалось заснуть, как громкий храп вновь разбудил меня. Кляня несчастливую звезду, под которой рождаются подобные неудачники, замученный, я уснул только перед рассветом.
