Хрупкая индианка слева от Деона склонилась над тетрадью, записывая что-то, и это вдруг разозлило его. Ну что она записывает? Не эту же затасканную старческую шуточку, в конце концов?! Но она была из тех, кто записывает все подряд, словно, водя пером по бумаге, можно запечатлеть знания в зыбкой памяти. Хотя он вынужден был признать, пусть и неохотно, что ей это помогало. Как-никак, она была одной из первых в их потоке, чуть не рядом с Филиппом.
А теперь надо сосредоточиться и послушать, что говорит старина Снаймен. Tracheo oesophageal fistula. Это еще что за чертовщина? Деон опустил глаза на поверхность стола — имена, инициалы, даты, вырезанные на крышке поколениями студентов, практиковавшихся здесь в искусстве владеть скальпелем и пером. Среди всех этих письмен некий безвестный остряк старательно выгравировал: «А проф. Моррис помешан на сексе». Профессор психиатрии Моррис был у них неутомимым, рьяным проповедником фрейдизма. Деон ухмыльнулся.
«Пять дней», — подсказала ему безжалостная память. Ухмылка перешла в гримасу боли. Ничего забавного в сексе нет. По крайней мере сегодня. И не было. А вчера вечером тем более.
Всю вторую половину дня он помогал в приемном покое, куда привозили жертвы «несчастных случаев». У железной дороги схватились две пьяные компании, и нескольких человек доставили с открытыми ранами на голове. Ближе к вечеру заморосил дождь, и тут же, чего и следовало ожидать, повезли людей, пострадавших на дорогах: мокрый асфальт и час пик. Серьезных травм не было, но с полдюжины человек с шишками и синяками ждали своей очереди на жестких скамейках в приемном покое, провожая каждое движение врача странно потухшими, отрешенными взглядами людей, которые остались в живых и теперь наблюдают за тем, как их брата бодро штопают и латают.
С этими пьяными, порезавшимися, ударившимися людьми возился Деон, пытаясь покорить молоденькую сестру, как раз заступившую на ночное дежурство в приемном покое. У нее были аккуратные ягодицы и гладкие, поблескивавшие, как бархат, волосы. Ее забавляли ухаживания Деона, но оставляли явно равнодушной. Ничего, через год запоет другое. Он будет к тому времени дипломированным врачом. А сейчас в ее глазах он так, еще один студент, чуть повыше больничного служителя.
Да и то правда: ведь если не считать шва, который ему разрешили наложить на череп одного из этих пьянчужек, работа, исполнявшаяся им здесь, мало чем отличалась от работы санитара, и к десяти вечера он изрядно устал возить каталки да носиться с капельницами.
