Мне остается только поблагодарить давнего Богданового приятеля и проститься. Однако прежде чем выйти из кабинета, я оборачиваюсь к врачу и говорю ему умоляющим голосом:
— Я только очень прошу вас, не рассказывайте Богдану Николаевичу о моем визите. Такие вещи не для того, чтобы их знало начальство. Я буду вам очень признателен…
Я выхожу в коридор, не давая ему времени на ответ. А оказавшись на дворе, неторопливо направляюсь к старой дуплистой липе. Возле дерева стоит мусорный ящик, его хорошо видно из окна кабинета, где я только что побывал. Вытянув из нагрудного кармана рубашки листок, я читаю записанную на нем фамилию, и саркастическая усмешка искривляет мой рот: это тот же врач, который консультировал меня в первый раз. Негусто, значит, у них с психиатрами. Я дважды складываю записку, медленно рву её на несколько частей и бросаю в ящик.
Мой автомобиль стоит в нескольких сотнях метров дальше, и я не спеша шагаю по тихой улице пригорода. Ярко светит теплое сентябрьское солнце, ветер гонит по небу легкие тучки, и сердце невольно сжимается от боли и обиды: за что, за какие грехи я так наказан? Как легко было на душе, как чудесно жилось ещё год назад…
Но как бы там ни было, служба остается службой. И без пяти минут три я вхожу в нашу штаб-квартиру. В приемной одиноко сидит Сергей, жуя свой любимый изюм, а за дверью кабинета шефа слышатся приглушенные дерматином возбужденные голоса.
— Привет, — говорю я и протягиваю руку Сергею. — Я не опоздал?
— Здравствуй, Алик, — отвечает Сергей, сильно, но без чрезмерностей пожимая мне ладонь. Одному типу, который подавал руку словно для поцелуя, он когда-то едва не раскрошил пальцы. — Нет, ты не опоздал. Бери вот, угощайся.
Я отсыпаю из пакетика горсть изюминок и сажусь в глубокое мягкое кресло. Вообще-то Сергей — замечательный парень, из тех, которые никогда не подводят, но тем не менее, оставаясь с ним с глазу на глаз, я ощущаю некоторый дискомфорт. Он никогда не начинает сам и не очень поддерживает завязанную кое-кем беседу, но и молчать тяжело под его взглядом, в котором прячется легкая насмешка. Меня спасает только то, что дверь кабинета неожиданно открывается, и оттуда выливается небольшая толпа. Все шумно прощаются, не обращая на нас с Сергеем внимания, и через несколько минут в приемной остаются только Богдан и двое его самых близких соратников по партии. После краткого разговора соратники снова скрываются за дверью кабинета, а шеф тяжело опускается в соседнее с моим кресло.
