Снова скрипит дверь, и на пороге появляется Богдан. Он неторопливо проходит через комнату, садится на стул и поднимает на меня задумчивый взгляд. В нем я читаю что-то такое, что заставляет отступить на шаг назад.
— Ну, — спрашивает Богдан, — ты уже готов?
— Да, — глухо отвечаю я, опуская глаза.
— Тогда объясни мне наконец, что это все значит?
— Что вы имеете в виду? — пытаюсь ещё изобразить удивление, но тело уже охватывает отвратительная нервная дрожь.
— Давай не будем играть, — вздыхает Богдан, — ведь достаточно заглянуть в сарай, чтобы понять, что замышляется здесь совсем не охота… или несколько иного рода охота?
Я делаю ещё один шаг назад и изнеможенно прислоняюсь спиной к стене. Дальше скрывать просто нет смысла.
— Богдан Николаевич, — мой голос звучит чуть слышно, — я должен вас убить…
— Но за что, Алик, объясни мне?
— Да не знаю я, не знаю, не знаю!!! — вся моя долго сдерживаемая обида, вся моя злость, вся ненависть к той неизвестной безжалостной силе, которая сделала меня марионеткой, выплескивается в этот дикий, отчаянный, нечеловеческий крик. — Оно сидит вот здесь, понимаете, вот здесь, в голове, и приказывает делать то, что хочется ему, не мне, а ему!!!
Богдан смотрит, широко раскрыв глаза.
— Но это ещё не все! — продолжаю кричать я. — Они насылают на меня этот проклятый Голос, и он едва ли не каждую ночь напоминает мне, что я должен вас убить! Чтобы я случайно не забыл!
— Господи, боже мой, — пораженно качает головой Богдан, — неужели это возможно? И с каких пор это с тобой происходит?
— С того времени, как я вышел из больницы после катастрофы!
Богдан громко хлопает себя ладонями по коленам.
— Та-ак, — тянет он, — кажется, я начинаю кое-что понимать…
Он ведет себя так, будто речь идет не о его собственных жизни и смерти, а какого-то совсем постороннего человека. Это удивляет и даже немного раздражает меня.
— Богдан Николаевич, поверьте, я никогда не был вашим врагом. Даже наоборот, вы мне всегда нравились… Это они… ОНИ сделали из меня машину… А машина должна выполнять приказы…
Неожиданно Богдан поднимает глаза, преисполненные такого сочувствия и даже нежности, что меня просто осыпает холодом.
— Ничего, мой мальчик, — говорит он, — все будет хорошо…
Скрипнув зубами, я начинаю поднимать оружие. Неожиданно на груди что-то громко пыхкает, и я, отшатываясь и скашивая взгляд вниз, вижу густой клубок дыма, который поднимается от моего охотничьего значка. В нос ударяет что-то невообразимо резкое, и тело, предав меня, валится на пол, будто чужое. Последняя картинка, которая запечатляется в памяти, это фигура Паука с пистолетом в руке на фоне входной двери…
