Он передал противнику:
— Прекрати. Требую уважения к разуму.
Противник не изменил направления луча.
«Он не только коварен, но и жесток. Он добивается моей гибели. Желает зла мне? Или только хочет устранить меня как препятствие? И в том и в другом случае для меня результат один. Так не все ли равно? Нет, не все равно. От того, какое предположение верно, зависят способы борьбы. Если верно второе предположение, способов борьбы может быть больше. Но все ли их можно применять? Программа говорит…»
Гибель надвигалась. Сигналы разлада, хаоса потрясали мозг ПУРа.
«…Конструктор Олег Митин учил меня: «Главное твое оружие — изменчивость, приспособление к условиям. Изменяйся в соответствии с действиями противника, отвечай ему противодействиями, превосходя во всем, — и ты победишь».
ПУР сделал то, чего не разрешали ему все предыдущие параграфы программы. Он солгал:
— Не стану больше преграждать тебе дорогу.
Это подействовало. Противник убрал луч, изменил свою форму, чтобы удобней было обогнуть патрульного.
И тогда ПУР, дождавшись, пока противник развернется и подставит ему бок, с удвоенной мощью ударил лучом в слабозащищенное место.
Послышался вопль:
— Прекрати! Я твой друг!
«Ты коварен — и я коварен. Ты жесток — и я жесток», — думал ПУР и колол лучом, как пикой, сея разрушение. Он чувствовал, как луч входит в тело противника, и колол снова и снова, выбирая самые болезненные места. Ему казалось, что он чувствует и за противника: чужую боль, чужое отчаяние, но воспринимает их противоположно, — как радость, бодрость. Новое, доселе неизведанное состояние захватило его. ПУР перебирал в своей памяти известные ему человеческие слова, но там не было ничего подходящего, чтобы сформулировать свои чувства, уложить их в привычные коконы букв и цифр. Ему захотелось придумать новые символы. Он не знал, что люди давно уже назвали подобное чувство — местью, мстительным ликованием, злорадством. Просто они не считали нужным знакомить патрульного робота с этими обветшалыми словами, полагая, что они ему никогда не понадобятся.
ПУР уже добивал противника, невзирая на его мольбы и обещания. Он действовал в угоду своему новому чувству, все полнее и полнее удовлетворяя его.
Внезапно противник прекратил просить о пощаде. Вместо этого, собрав последние силы, он предложил:
— Ладно, добей меня. Но прежде взгляни на себя, прислушайся к своим чувствам, к своим мыслям. Разве ты не стал моим братом, близнецом? Ты коварен — и я коварен. Ты жесток — и я жесток. За что же нам, братьям, убивать друг друга? За чужих?
