Я не решался что-либо сказать в защиту Ансена. Если Кручинин молчал, — значит так было нужно.
В течение дня я несколько раз перехватывал вопросительный взгляд пастора, устремлённый на моего друга. Пастор как будто тоже не понимал причины молчания и тоже не решался ничего сказать. Оба мы — я и пастор — были точно загипнотизированы необъяснимым молчанием Кручинина.
Перед ужином Кручинин собрался на прогулку. Было уже довольно темно. Мы шли по узким улочкам города, по направлению к его южной окраине. Вдруг Кручинин остановился у освещенного окна какой-то лавки и, развернув карту, стал её внимательно изучать. Он разогнул одну сторону листа и проследил по ней что-то до самого края. Мне он ничего не стал объяснять. Сунув карту в карман, Кручинин молча зашагал дальше. Мы дошли до последних домов, миновали их. Светлая лента шоссе, уходящего на юго-запад, лежала перед нами. Кручинин остановился и молча глядел на дорогу. Я подумал было, что он кого-нибудь ждёт. Но он, постояв некоторое время, отошёл к обочине и сел на придорожный валун. Я последовал его примеру. Тьма сгустилась настолько, что мне уже трудно было следить за выражением его лица.
Вспыхнула спичка — и зарделся огонёк папиросы.
— Там — граница, — односложно бросил Кручинин, и взмах руки с папиросой описал огненную дугу в том направлении, где исчезала светлая лента шоссе.— Тот, кому нужно будет скрыться, пойдёт туда, — продолжал он и поднялся.
Теперь я понял причину нашей рекогносцировки. Мы обогнули скалу, и перед нами сразу открылся весь городок.
Почти тотчас, как мы вышли на этот поворот, перед нами возник человеческий силуэт. Фигура оставалась неподвижной. Приблизившись, мы увидели, что это женщина. В нескольких шагах от неё мы остановились. — Я жду вас, — послышался глухой голос. Лицо незнакомки было закрыто плотной тканью. Как будто угадав, что я намереваюсь сделать, она быстро проговорила:
— Не нужно света.
Это было сказано так, что я поспешно отстранил руку с фонарём, как будто он мог вспыхнуть помимо моей воли.
Судя по голосу и быстрым, уверенным движениям, женщина была молодо.
Мы последовали за нею.
— Я Рагна Хеккерт, — сказала она. Кручинин выжидательно молчал.
— Я дочь Хеккерта,— пояснила она.
— Шкипера? — мягко спросил Кручинин.
— Нет… кассира Хеккерта.
Она, по-видимому, ждала, что мы как-то выразим своё отношение к этому знакомству. Но мы молчали. Тогда она сказала:
— Я знаю, почему убили дядю Хьяльмара.
