Разбушевавшийся идеологический ад, ворвавшийся в этот маленький кабинет, ошеломил Шевалье еще более утреннего описания кровавых происшествий. Он хотел было что-то сказать, но дон Фабрицио был теперь чересчур возбужден, чтоб слушать.
— Не спорю, кое-кому из сицилийцев, вывезенных с острова, удается избежать колдовства; для этого, однако, нужно, чтоб они уезжали отсюда совсем-совсем молодыми; в двадцать лет уже поздно: корка уже образовалась, они останутся при убеждении, что Сицилия такая же страна, как и все другие, лишь подло оклеветанная; что нормальные условия цивилизации существуют у нас, а за нашими рубежами — одни чудачества. Но вы простите меня, Шевалье, я позволил себе увлечься и, верно, вам наскучил. Ведь вы приехали сюда не за тем, чтобы слышать плач Иезекиила над бедами Израиля.
Вернемся лучше к нашей настоящей теме; я весьма признателен правительству за то, что оно вспомнило обо мне в связи с сенатом, и прошу вас передать мою искреннюю благодарность, но согласиться я не могу. Я представитель старого класса, который в силу неизбежных обстоятельств скомпрометирован бурбонским режимом и — при отсутствии уз привязанности — связан с ним узами приличия. Я принадлежу к несчастному поколению, живущему на гребне между старым в новым временем; и нам одинаково плохо и в том и в другом. Кроме того, и вы не могли этого не заметить, сам я лишен иллюзий; чем я могу быть полезен сенату, какую пользу может ему принести неопытный законодатель, лишенный способности обманывать самого себя, этого наиболее важного качества для тех, кто хочет вести за собой других? Люди нашего поколения должны сидеть в уголке и поглядывать на то, как молодежь кувыркается и скачет, делает кульбиты вокруг этого разукрашенного катафалка. Вам теперь нужна молодежь, нужны люди ловкие, с умом, направленным скорее на то, «как делать», чем «к чему делать», люди, которые способны к маскировке, то есть, хочу я сказать, умеющие скрывать вполне ясные личные интересы за туманными общественными идеалами.
Он замолчал, рука оставила в покое св. Петра. Затем продолжил:
— Позвольте мне через вас подать совет вашим начальникам.
— Само собой разумеется, князь, он будет выслушан с величайшим вниманием, но я не теряю надежды, что вы вместо совета разрешите передать о вашем согласии.
— Я хотел бы подсказать вам имя для сената; я думаю о Калоджеро Седара. Он в большей степени, чем я, заслуживает назначения в сенат; я слышал, что он принадлежит к старинному роду или в конце кондов род его станет старинным; в его руках власть, а это больше того, что вы называете престижем; при отсутствии заслуг научных он обладает выдающимися практическими достоинствами; его более чем безупречное поведение во время майских событий оказалось чрезвычайно полезным; не думаю, чтоб он питал больше иллюзий, чем я, но он достаточно ловок, чтобы создать их себе, если понадобится. Это тот человек, какой вам нужен. Но вам придется поторопиться: я слышал, он собирается выставить свою кандидатуру в палату депутатов.
