Финкельдей вернулся к бараку эвакогоспиталя в ужасе. Он присел на пень, обхватил голову руками и простонал:
— Чего они хотят?! Ведь когда-нибудь за все это придется отвечать!
— Чему быть, того не миновать, — неопределенно ответил я. — Сегодня нам кажется, что мировая история пошла не по тому пути. Но когда-нибудь все сойдется.
Больше я ничего не мог сказать этому юнцу. Что поделаешь — осторожность! Действовать надо только наверняка, лучше носить патроны таким людям, как механик из фотоателье.
Фельдшер был почти невменяем. Он качал головой и что-то бормотал. Я и не пытался успокоить его.
А в это время из казино, открытого в лагере для офицеров, доносились выкрики:
— Хайль фюрер! Да здравствует великий полководец!
Горели свечи. По кругу шли кружки с пивом. Выпив пиво, офицеры швыряли кружки в окна. Водку в казино пили прямо из горлышка. А потом спорили, сколько стекол можно разбить одной бутылкой.
А из-за колючей проволоки лагеря по-прежнему доносились хриплые крики:
— Воды! Воды!
Не успело кроваво-красное солнце взойти над лесом, как мы двинулись от Бяла Подляска дальше — за Буг.
Почти четверть века назад Брест-Литовск стал известен тем, что в нем был заключен мир. Генерал Гофман ударил тогда шпагой по столу и закричал:
— Мы победители — мы и диктуем!
На этот раз никто не ударял шпагой по столу. Вермахт обрушил на мирный город бомбы и гранаты. Кругом пепелища и руины.
Вблизи вокзала сохранилась прекрасная, недавно выстроенная больница. Теперь в ней размещался немецкий полевой госпиталь. На той же улице — небольшое белокаменное здание театра. Рядом — спортивный клуб. Все эти дома заняты эвакогоспиталем, нашей кровавой мастерской по ремонту человеческих тел.
Часть батальона несет службу на железнодорожной станции. Там в двух поездах размещен походный санитарный пункт. Санитары нашего батальона заняты перегрузкой раненых из советских вагонов, прибывающих по широкой колее, в наши вагоны, стоящие на узкой колее, по которой раненых увозят дальше в тыл.
Перегрузка с одной колеи на другую — дело тяжелое и мучительное. Трудно и санитарам и раненым. Санитары передвигаются между путями цепочкой, словно разгружают эшелон с зерном. Раненых они взваливают на спину, как мешки, и через пути тащат их на противоположную сторону товарной станции. Там в готовности стоят другие эшелоны. Многие раненые кричат от боли. Но надежда попасть домой помогает им снести все, хотя обращаются с ними и не по-человечески. Впрочем, обстановка и нагрузка таковы, что не до человечности. Особенно много хлопот с теми ранеными, которых нужно переносить на носилках. Вытащив из вагона, их нужно переложить на новые носилки и тащить за тридевять земель. Носилки положено нести четверым, но людей не хватает, и тяжелые носилки носят два санитара.
