Курбского же в послании царь упрекал в том, тго князь Андрей бежал
“единаго ради малаго слова гневна”.Так, значит, было “слово гневно”, а опасность для того, в чей адрес бросал царь Иван такое слово, была исключительно велика. Это-то уж Курбский знал хорошо. Да и сам царь потом как-то проговорился, когда издевательски спрашивал Курбского, почему он, такой праведный и благочестивый, “убоялся... неповинныя смерти” и “не изволил от мене, строптиваго владыки, страдати и венец жизни наследити”? Ведь такая невинная смерть - “несть смерть, но приобретение”. Так что не будем торопиться осуждать того, кто не пожелал подставить свою шею под топор палача, но предпочел громко сказать правду о тиране.
Но не будем торопиться и в другом: не стоит превращать беглого боярина в ангела. Пройдет несколько месяцев, и Курбский возглавит литовские войска в походе на Русь. Но, повторяю, само бегство не было изменой. Да и понятия о верности тогда были иными: служили не стране, а ее государю. Вступив в конфликт с Грозным, Курбский, естественно, вел против него войну.
Бегство Курбского было еще предысторией опричнины. История ее началась на исходе 1564 года.
Василий Осипович Ключевский более ста лет тому назад написал об опричнине: “Учреждение это всегда казалось странным как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал”. За последние сто лет ситуация в науке мало изменилась. Степан Борисович Веселовский писал по поводу изучения эпохи Грозного: “Созревание исторической науки подвигается так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума вообще, а не только в вопросе о царе Иване и его времени”.
Чтобы понять, что такое опричнина, для чего ее создавал герой нашего повествования, каковы были ее результаты, имела ли она какой-нибудь смысл, и если имела, то какой, нужно сначала познакомиться с основными фактами, с канвой событий.
Итак, 3 декабря 1564 года царь отправился на богомолье. Что ж, дело для государя обычное. Царские “объезды” монастырей были одновременно и исполнением религиозного долга, и инспекционными поездками. Но этот выезд был совершенно необычен. “Подъем” царя “не тако был, якоже преже того езживал”, - сообщает официальная летопись. Боярам и “дворяном ближним”, которым государь велел ехать с собою, было приказано взять жен и детей. Сопровождали царя и дворяне из всех городов, которых он “прибрал” быть с собою. Те должны были взять слуг, запасных коней и весь “служебный наряд”, то есть вооружение, доспехи, припасы. Повез царь на богомолье и все драгоценности, золотую и серебряную посуду, иконы и кресты, всю одежду, деньги, казну. Казна же была хранилищем не только чисто материальных ценностей, но и государственного архива.
