ГЛАВА 25
О горьких реках, о горьких восстаниях и не сладких РАЗОЧАРОВАНИЯХ наших добрых знакомых
Лось выбежал к Иртышу. Кожа на его холке покрыта пеной. За ним гнались волки, и он устал. Он хотел пить, и ему уже чудилось, как холодная вода катится по его горлу.
Запах гнилой рыбы ударил ему в ноздри. Такой запах бывает весной, когда вода сбывает, и рыба остается в лужах, а затем лужи высыхают, и рыба дохнет.
Но теперь поздняя осень, и Иртышу не след разливаться.
Лосю думать нет времени. Он жадно прилип к воде.
Но что это? А, должно быть, он сильно запарился и, внезапно напившись воды, — сгорел. Лось упал, задевая рогами за кустарники, упал и сдох.
Если мы пойдем вдоль реки, по всем водопоям, то мы разглядим много трупов животных.
Весь берег в гнилой рыбе. Она как щепы после половодья.
Если бы у нас было время и мы могли поглядеть другие реки — Волгу или Каму, мы тоже увидали бы берега, усеянные гниющей рыбой. «Странный мор!» — подумали бы мы. Странная тишина вокруг, так как передохли все птицы, пытавшиеся попробовать гнилой рыбы. Неужели это от небольших стеклянных сосудов, которые изредка выбрасывает волна? Они опорожнены, и горлышко их пахнет ванилью. Сосуды эти сбрасывают голубые, почти прозрачные самолеты. Вода вокруг них кипит. Смерть кипит вокруг них. На крыльях самолетов достопочтенные флаги англичан и французов.
Мясо дорожает, и киргизы отказались его поставлять. Их пастбища отравлены черными пятнами, черная смерть идет за их гуртами.
А в Аллалайских горах появился проповедник, который говорит: «За грехи наши бог Рек послал горечь на реки».
Проповедник, единственный человек в СССР, весь в волосах — даже голос у него волосатый — говорит с богом Кюрре по проволокам, по иглам.
По вечерам он устраивает для лошадей пение с неба. И если самую злую лошадь поставить под такое пение на три дня — на ней можно не только ездить, но и пахать.
Проповедник живет далеко под землей, в ледниковых пещерах Ууто-Тоба, появляясь на землю, когда она пахнет.
— Кто же это, по-вашему? — спросил начальник Угрозыска горбатого китайца.
Китаец указал на свой горб и проговорил:
— Он.
Начальник даже привстал.
— Горб?
— Нет. Кто мине горба делает? Я иду на станции. Качает. Я кричу, кричу — арестовать! Качает. Я мандат имеет. Качает! Потом мало-мало уронил, и спинка мой — трах.
— По-вашему?
Китаец наклонился к его уху и прошептал:
— Бох… Бох Кюря…
— Кюрре? В России?!
— До самой Ипатьевска гнался. Гребенкам торговал, говори. Все равно, говори.
